Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

что, как только я перестану приносить пользу, скажете мне об этом.

– Обещаю.

Когда оперируешь ребенка, всегда нервничаешь сильнее, чем работая со

взрослыми пациентами, потому что знаешь: за порогом операционной тебя ждут

перепуганные родители. Я проходил практику в отделении детской

нейрохирургии и много лет оперировал большинство детей, поступавших в

уимблдонскую больницу. Когда ее закрыли и нас перевели в большую клинику, я

был крайне недоволен тем, как там обустроили детское отделение. Палаты

находились слишком далеко от операционной и моего кабинета, и я уже

физически не мог навещать своих маленьких пациентов по нескольку раз в день.

Раньше частый обход палат помогал мне справиться с беспокойством родителей: я

прекрасно понимал, что они испытывают, ведь моему сыну тоже удаляли опухоль

мозга (я тогда еще не был нейрохирургом). К собственному стыду и некоторому

смятению, я обнаружил, что вовсе не скучаю по работе с детьми. На самом деле

уход из педиатрии стал для меня облегчением.

– Микроскоп, пожалуйста, – попросил я.

Медсестра подкатила новенький хирургический микроскоп – ничуть не хуже тех,

что я использовал для операций на мозге в Лондоне.

– Противовес уже настроили? – спросил я.

Вторая операция с моим участием в Непале едва не закончилась катастрофой.

Противовес микроскопа, оптический блок которого весит не менее тридцати

килограммов, не был правильно подобран. Ординатор случайно нажал кнопку,

которая отпускает плавающий оптический блок, и тот, вместо того чтобы плавно

опуститься, упал мне прямо на руки, так что инструменты, которыми я орудовал,

чуть не вонзились в мозг пациентки.

С согласия Дева я составил контрольный список, который предполагалось

заполнять перед каждой операцией, чтобы убедиться (по возможности), что

младшие врачи не упустят из виду ничего важного. Это показалось мне

ироничным. В лондонской больнице все знали, с каким презрением я относился к

разного рода бумажкам и контрольным перечням, – и вот теперь я по собственной

инициативе пытался ввести нечто подобное в Непале.

– Да, сэр, – сказал Панкаш, ассистировавший мне ординатор, в ответ на вопрос о

противовесе микроскопа.

Здешние ординаторы очень вежливы и относятся к старшим врачам с почтением.

Если они не знают ответа на вопрос, то просто не могут найти в себе смелости

признаться в этом. Вместо того чтобы сказать «нет», они будут стоять, не

произнося ни слова. Молчание может длиться долго, из-за чего учить их –

занятие не из легких. Я никогда не мог понять, что же они на самом деле думают о

сказанном мной или о заданных вопросах. К этому пришлось привыкнуть.

Я позиционировал микроскоп и осторожно нажал кнопку отмены фиксации.

Оптический блок не шелохнулся, и я уселся в операционное кресло, которое также

придвинули к операционному столу.

– В чем заключается главное правило нейрохирургии? – спросил я Панкаша.

– Как можно удобнее устроиться, сэр! – ответил он.

Я рассказал ему это днем ранее.

– Смотрите, – сказал я.

Панкаш наблюдал за моими манипуляциями через дополнительное плечо

микроскопа. Дев следил за происходящим с помощью монитора. Я приложил

ретрактор к внутренней поверхности правого полушария и сместил его на

несколько миллиметров вправо, в сторону от толстой мембраны (она называется

большим серповидным отростком), которая разделяет левое и правое полушария

мозга. Картина, открывавшаяся моему взору через окуляры микроскопа,

создавала иллюзию, будто я спускаюсь в узкое ущелье. Слева от меня была

блестящая серебристо-серая поверхность серповидного отростка, а справа –

бледная поверхность мозга, пронизанная тысячами тончайших кровеносных

сосудов, которые сверкали в ослепительном свете лампы микроскопа. Даже после

непрерывной тридцатилетней практики работа с операционным микроскопом по-

прежнему будоражит меня – я не устаю поражаться красоте человеческого мозга и

испытывать благоговейный трепет перед его удивительными тайнами. За долгие

годы этот идеально сконструированный инструмент словно стал продолжением

моего тела, и подчас мне кажется – во всяком случае, когда все идет как надо, –

что он наделен сверхъестественными способностями.

– Если нам повезет, то мы быстро доберемся до мозолистого тела – а вот и оно!