Даша - Mett Kheyg Vlyubitsya v zhizn

– Не обращай внимания.

– Но послушай: бумбумбумбумбум.

– Не обращай внимания.

– Но послушай, послушай, просто послушай, черт возьми.

И далее в таком духе.

В голове всплывали сцены из еще не снятого фильма ужасов. У меня возникло

ощущение покалывания в области затылка, которое затем распространилось на весь

мозг. Онемели руки и ноги. Невыносимая тревога породила чувство физической

пустоты. Я чувствовал себя призраком. Мне стало тяжело дышать. Воздух показался

разреженным, и требовалась колоссальная концентрация, только чтобы продолжать

дышать.

– Просто иди в магазин, продолжай путь, дойди до туда.

Я зашел в магазин.

Кстати, в магазинах у меня всегда начиналась самая сильная паника, вне

зависимости от того, был я с Андреа или без. В супермаркете меня охватывала

жуткая тревога. Я никогда не понимал, что служило этому причиной.

Освещение?

Геометрические линии проходов?

Камеры наблюдения?

Может быть, это бренды призывали к вниманию? Возможно, когда ты находишься

на одной волне с окружающим пространством, их призывы долетают до тебя?

Создавалось впечатление смертельного удара, нанесенного «Юнилевером»[15]. Хотя

это был просто Londis, который и гипермаркетом нельзя назвать. Через открытую

дверь можно было увидеть улицу, она примыкала к той, на которой стоял дом моих

родителей, где находилась Андреа. Для меня эта девушка была всем. Если бы я

побежал, то, возможно, оказался бы дома уже через минуту с небольшим.

Я старался сконцентрироваться. Шоколадное печенье. Тяжело. Кукурузные хлопья.

Очень тяжело. Хрустящие ореховые батончики. Сухие завтраки. Медовый монстр на

упаковке никогда раньше не казался мне таким ужасным. Зачем же я пришел сюда,

если не готов доказать что-то самому себе?

– Это безумие. Самый безумный поступок из всех, что я когда-либо совершал.

– Это просто магазин.

– Это обычный магазин, в который ты уже самостоятельно ходил раз пятьсот.

Схватись за что-нибудь. Но за что? Схватиться не за что. Все слишком

скользкое. Жизнь так невыносимо тяжела. Всегда нужно выполнять миллион дел

одновременно. Во мне живет тысяча разных людей, и все они разбегаются в

разные стороны.

До того момента, пока я сам не столкнулся с психическим заболеванием, его

физический аспект мне был неведом. Оказывается, даже то, что происходит в голове,

34

сопровождается ощущениями. В мозге я чувствовал покалывание, трепетание,

пульсацию. Все это, казалось, происходило в затылочной доле, но и в лобной доле

тоже было нечто похожее на неприятный белый шум. Если вы будете думать

слишком много, то, возможно, ощутите то же самое.

«Но одно мгновение может вобрать в себя сонм страстей, равно как на небольшом

пространстве может поместиться толпа», – писал Флобер.

– Убирайся из этого магазина. Это уже слишком. Ты больше не выдержишь. Твой

мозг взорвется.

– Мозг не может взорваться. Мы живем не в фильме Дэвида Кроненберга [16].

– Может, я могу снова упасть. Вдруг после падения, произошедшего на Ибице, я

приземлился лишь на полпути. Возможно, настоящая преисподняя находится еще

ниже, я и направляюсь туда. Вдруг я, как тот контуженый солдат из

стихотворения, истекающий кровью, стонущий и потерянный, не смогу даже

убить себя. Я боялся, что пребывание в этом магазине отправит меня прямиком

в ад.

За прилавком стояла девушка. Я до сих пор помню ее. Она была примерно моего

возраста. Возможно, мы ходили в одну школу, но утверждать не могу. У этой полной

девушки были крашеные рыжие волосы и бледная кожа. Она читала журнал о

знаменитостях и выглядела абсолютно спокойной. Мне хотелось убежать. Как же я

мечтал в тот момент быть ею. Понимаю, это звучит глупо. В принципе, вся эта

ситуация выглядит таковой.

Индиана Джонс и храм Мармита.

Я нашел мармит. Я схватил его, в то время как в моей голове звучал старый рэп

Эрика Би и Ракима[17]: «Я скульптура, рожденная со структурой…» Я был

скульптурой без структуры. Бесструктурной скульптурой, которой все еще нужно

было найти молоко. Ряды бутылок молока в холодильнике могут быть самой

пугающей и неестественной вещью на свете. Родители любили молоко средней

жирности, но в тот день в магазине оно было лишь в пол-литровых бутылках, а не в