было мест, где ходить не разрешалось: какие-то шахты, засекреченные причалы
на озёрах, участки леса с земляными провалами. Исчезновение людей здесь было
обычным делом. Странно, но мать не посещала его во снах и не оставила почти
никакого эмоционального следа.
Гораздо больше помнился дед Владимир, высокий, за метр девяносто, не
согнувшийся до старости. Помнилось его рукопожатие, от которого кряхтели
даже здоровенные мужики. И его мощный бас, гудевший в храме, как колокол. В
нём было нечто магическое, вероятно, передававшееся вместе с таинственной
семёркой на плече.
Отец почему-то не унаследовал дедовой веры, вырос атеистом и, отчасти, карьеристом. С дедом он не ладил, в Подозёрске ему было тесно и душно, и при
первой же возможности он сбежал, согласившись занять пост заместителя
директора одной из фабрик в областном центре Иваново, в четырёх часах езды от
Москвы.
+
Яхта вернулась к побережью Испании и бросила якорь у того самого маяка, который обозначал груду хлама на дне. Правда, никто не знал, что увидел там
Владимир, никто и не имел права спрашивать – все ждали возвращения
Кагановича.
Олигарх приехал через пару дней и сразу всё расставил по местам. Команда
получила заслуженных трандюлей за рискованное купание. Владимир был
подвергнут строжайшему допросу. Ему пришлось оправдываться и заверять, что
никаких позывов к самоубийству не было, а был лишь несчастный случай.
Переутомился, три дня нервного напряжения сказались. В конце концов
Каганович успокоился и опять нацепил свою неизменную сияющую улыбку.
– Ну ладно, пловец ты хреновый, это мы выяснили. Будем учить. Серёга, кстати, мастер спорта по плаванию, чемпионом Литвы был. Благодаря чему ты и
жив. Так что придется тебе с ним в обнимку теперь ходить. Не хочется в
обнимку? Меняй ориентацию!
Разговор стал шуточным, завертелся вокруг погоды и женщин, но Владимир
видел, как внимательно олигарх следит за ним. Он цеплялся за каждую мелочь, за
неровный вздох, отведённые глаза, за неловкое движение руки. И весёлые глаза
его вспыхивали тайным тёмным огнем.
«Вот у кого особенное зрение, а не у меня, – подумал Владимир. – Я могу
разглядеть сквозь него спинку кресла, стену каюты, палубу. Но не понимаю, о чём
он думает. А он знает всё, о чём думаю я».
Он невольно начал разглядывать Кагановича. Светлая рубашка, брюки, ни
цепочек, ни колец. Клёпки на рубашке пластиковые. В кармане брюк мобильник, простой какой-то, кажется, «Нокия». В другом кармане кусочек картона, наверное, визитка. У столика стоит кейс. Он с ним пришёл? В кейсе бумаги, ручка, упаковка салфеток, фотоаппарат типа «мыльница». А это ещё что?
Коробочка? А в ней… Какая-то печатка, кольцо. Странное… Не золотое. Оно
виделось совершенно тёмным, непрозрачным пятном. Удивительная вещь, такие
Владимиру ещё не встречались. Любой предмет под его взглядом мог стать
прозрачным, превратиться в трёхмерную схему. А тут… Абсолютная, запредельная чернота.
Каганович заметил, как вытянулось лицо собеседника. И повёл разговор в
обход.
– Ну ладно, ладно, друг ты мой дорогой. Забудем. Всякое бывает, все под
богом ходим… А вот скажи ты мне, что там, у нас под ногами, зачем ты в этом
месте маяк запустил? Что нашёл?
Владимир словно разделился пополам. Одна его половина кричала: скажи, что золото тут! Начнутся подводные работы, возня, суета, и ты получишь
несколько дней отсрочки, будешь ждать случая, ловить свой шанс и, кто знает, может быть, убежишь, как убегал все последние годы. Но вторая половина думала
о той вещице, которая лежала в кейсе у Кагановича. И эта вещица почему-то
казалась важнее, чем отсрочка, чем проклятые тонны золота, важнее даже, чем
сама его утомительная жизнь.
– Ничего не говоришь. И это обидно. Я-то рассчитывал хотя бы на честный
ответ.
– Здесь нет золота, – неожиданно для себя выпалил Владимир. – Здесь груда
пустых сундуков. Золота вообще нет на дне бухты.
– Вот это другой разговор.
Олигарх не выказал ни малейшего удивления. Казалось, что Владимир всего
лишь признался в давно содеянной шалости, о которой и так всем известно.
– Ты знал про это?
– Конечно.
– А зачем же заставлял меня просматривать дно? На кой чёрт мы тут три дня
круги нарезали?
– Володя, не кипятись. Ради тебя все это делалось. Только ради тебя.
– Объясни, я ничего не понимаю.
Читать дальше