Customer - КЛАДОИСКАТЕЛЬ

Только уж не ныряй с ним, пожалуйста. Да и без него лучше тебе не нырять… И

ещё кое-что есть для тебя.

Олигарх достал из кейса фотографию и держал её, повернув изображением к

себе.

– Я нашёл в России одного человека. Тебе будет интересно.

Владимир не мог увидеть обратной стороны фотографии, но сразу понял, что

на ней – Женя, его Женечка, потерянная три года назад.

– Хочешь меня шантажировать её жизнью? Сильный козырь.

– Владимир Иванович! Ты, прости меня, сволочь. Я поднимаю на ноги

половину Сибири, бросаю все дела, ищу, – и нахожу! Заметь, только для того, чтобы ты успокоился, чтобы ничего не тянуло за душу. А ты обвиняешь меня в

примитивном шантаже!

– Где она?

– Евгения Александровна живет в Красноярске. Если хочешь, я сейчас

позвоню, – олигарх достал из кармана брюк мобильник, – и через восемь часов

она будет здесь, на яхте. Быстрее не могу, я же не Хоттабыч, а всего лишь

Каганович.

– Да, я хочу её видеть.

– Нет проблем. Только реши, как тебе её доставить – с мужем, с ребёнком?

Или одну?

– Что? У неё муж? Ребёнок?..

– Да. Смотри. А я, пожалуй, пойду. Если что нужно будет – зови.

Каганович аккуратно положил на стол фотографию и исчез. Владимир

опустил глаза и никак не мог заставить себя посмотреть на чужое счастье, которое

когда-то принадлежало только ему.

+

Женя появилась в его жизни восемь лет назад, после больницы. В больнице

ему было плохо, настолько плохо, что не запомнилось ничего. Бред спутался с

реальностью, душа расставалась с телом... А когда внезапно выздоровел, тут же

ушел домой, не взяв даже больничный. Да он и не был нужен. Тогда Владимир, двадцатипятилетний выпускник университета, работал ночным сторожем в

детском саду. Платили копейки, но и не спрашивали ничего.

Это был грустный эпизод в его биографии. Молодой крепкий парень, программист, подцепил клещевой энцефалит, а после него – какое-то хитрое

воспаление мозга. Отец его, Иван Владимирович Калинин, на волне перестройки

сделал политическую карьеру областного масштаба, стал депутатом, планировал

для сына блестящее будущее. И тут эта болезнь… Владимир часто бредил, заговаривался. Тогда они с отцом разъехались. Депутат получил служебную

квартиру, все силы бросил на её приватизацию. Сыну, правда, помог: оставил свое

жильё, устроил в детский сад сторожем, иногда подкидывал денег. Но –

сторонился.

Владимир стал изгоем. Друзья растворились, при случайных встречах

старались не замечать. Знакомые девушки разбежались, как от чумы. Он всё

больше погружался в себя, ходил по ночам на работу, днём – в магазин, а в

остальное время лежал на диване в пустой тёмной квартире и ни о чём не думал.

Так прошло полгода. Была зима, февраль. Серое небо висело низко над

городом, Владимир шёл своим обычным маршрутом с работы домой, и глядел

под ноги.

– Эй ты, длинный! – окликнули вдруг его.

Он добавил ходу, не оглядываясь.

– Стой, уродина, кому сказали! – Сзади схватили за плечо, развернули. –

Куда бежишь, чмо?

Владимир увидел перед собой двух парней. Им что-то было нужно от него, но что, он не мог понять. Улыбнулся в ответ.

– Что ты лыбу давишь, козёл?

Последовало несколько ударов по лицу, в живот, в грудь. Его обшарили, вытащили из карманов деньги и телефон. И прицельно, точно треснули в челюсть.

В голове что-то вспыхнуло. Он, кажется, упал, потом поднялся, но не мог

понять, где находится, потому что всё вокруг стало полупрозрачным – и дома, и

машины, и земля под ногами превратились в контуры. Всё растворилось, смешалось. Владимир видел сквозь стены, сквозь людей, сквозь землю, и это

было так страшно, так непривычно, что он отключился. Пришёл в себя уже в

больнице. Ему сообщили, что целую неделю он находился между жизнью и

смертью, но сегодня, кажется, температура спала и дело пошло на поправку.

Потом он отлёживался дома. Отец не приезжал, был очень занят: шла

очередная предвыборная кампания. А через пару дней явилась неожиданная

гостья – медсестра. Сказала, что её прислали из больницы, полагается провести

осмотр. Достала из сумочки фонендоскоп. Владимир оголил торс, дал себя

прослушать. Ему и в голову не пришло, что слушают врачи, но никак не

медсёстры... Она водила по его груди холодным кружком, прислушиваясь к

дыханию, и вдруг начала гладить его ладонью и совершенно по-детски

разревелась: «Я так боялась, что ты умрёшь!..»