Токтаев Игоревич - Пес и волчица

, открывавшую левую грудь, быстро сбежала вниз и прошмыгнула в дверь для прислуги. Следом за ней спустился полуголый человек, бедра которого были обмотаны куском льняной ткани, очевидно, полотенцем.

-- Аристид, -- процедил сквозь зубы. Койон.

Аристид был обладателем не слишком массивной, но рельефной и красивой мускулатуры, длинных, чуть вьющихся, светлых волос. Тонкие черты гладко выбритого лица почти не несли в себе следов того, что и он совсем недавно был рабом. Этому пирату было около тридцати лет. Его происхождение никому из присутствующих не было известно, но гордо поднятая голова, величественная осанка, а так же имя[53]

, говорили о том, что он явно не из простолюдинов.

-- Вам тоже следует помыться и побриться, -- заявил Аристид, подходя к товарищам и потягиваясь, как обожравшийся кот, -- воняет, как от козлов.

Мимо пропорхнула подавальщица с подносом, одетая в коротенький хитон, оставлявший большое пространство для полета мужской фантазии. Красавчик проводил ее взглядом, извернулся и ущипнул за задницу. Девушка степенно составила на соседний стол глиняную посуду, повернулась и с размаху огрела пирата тяжелым деревянным подносом по голове. Что-то хрустнуло. Вряд ли это была голова Аристида, поскольку он успел закрыться рукой. Да и рука, скорее всего, не пострадала. Пират, отшвырнул потрескавшийся поднос и замахнулся на девушку, однако удара не последовало.

-- Это Левкоя, -- сказал Эвдор, перехвативший руку Аристида, -- не стоит обижать ее.

Аристид попытался освободиться, но моряк не отпускал.

-- Пусти.

Эвдор отпустил руку красавчика и повернулся к вышибале, который одним прыжком преодолел расстояние в половину комнаты и уже собирался хватать Аристида, но уступил Эвдору.

-- Расслабься, Мегакл.

Тот кивнул и вернулся в свой угол. Эвдор взглянул на девушку. Она тоже посмотрела на заступника, перевела взгляд на треснувший поднос, снова взглянула на улыбающегося моряка и очень удивилась:

-- Эвдор? Разве ты жив? А мы тебя уже похоронили.

-- Да ну? Это хорошо. Скажу тебе, Левкоя, иной глупец бы огорчился, увидев в том дурной знак, я же вижу большую для себя радость.

-- Почему?

-- Ну как... Если я уже помер, то в ближайшем будущем мне это вторично не грозит. Что-то я не слышал, чтобы люди умирали дважды. Надеюсь, поминки были подобающими моей особе?

Левкоя засмеялась.

-- Подобающими. Писистрат произнес речь, прославляющую твои подвиги, правда он был уже пьян и к середине речи почему-то стал звать тебя, кажется, Миносом[54]

.

-- О! Это весьма лестное сравнение, уверен, ты клевещешь на Писистрата, сей достойный муж, без сомнения, был в здравом уме и твердой памяти!

Отсмеявшись, Левкоя спросила:

-- Где же ты пропадал эти два года? Давно ты на Родосе?

-- На Родосе дней пять, а в городе второй. Уже ночь переночевал в этом почтенном заведении.

-- Ночь? Госпожа отсылала меня по делам, вот я тебя и не видела.

-- Я должен поговорить с ней.

-- Госпожа занята, Эвдор.

Эвдор усмехнулся.

-- Да ну? Интересно, чем это она так занята, что не захочет меня видеть? Может, подминает под свои телеса очередного бедолагу? Я уже говорил с Трифеной вчера, но сегодня появились кое-какие новости, я должен ее снова видеть.

Эвдор встал и, сказав товарищам оставаться на месте, направился к дальней двери, скрытой в неосвещенной части зала.

-- Я к госпоже, Мегакл.

Вышибала, следивший одним глазом, кивнул и, казалось, потерял к нему интерес, переключившись на прочих посетителей.

-- Не слишком разговорчив, -- высказал свое наблюдение Койон.

-- И всех-то мы здесь знаем, -- мрачно пробурчал Дракил, глядя в окно, -- всюду здесь у нас друг, брат, почти сестра...

Злые языки поговаривали, что неизвестный художник, сотворивший живописный шедевр, висевший на фасаде "Веселой наяды", срисовал лицо девицы с Толстой Трифены, хозяйки кабака. Эта сорокапятилетняя женщина была местной достопримечательностью. Говорили, что в молодости она была красавицей и умницей. Оба этих качества помогли ей в юности выскочить замуж за аристократа Филомена, известного пирата. Пока Филомен бороздил Эгейское море сам за себя, его состояние неуклонно росло, но едва ему по какой-то причуде приспичило послужить своей родине, как вся удача кончилась и Трифена очень скоро сделалась вдовой. От денег мужа ей досталось совсем немного: благодарное государство, вдруг вспомнив, что проливший за него свою кровь покойный был пиратом, конфисковало все, до чего смогло дотянуться. Однако Трифену это не сломило. Благодаря своему уму и предприимчивости, она умудрилась выкарабкаться с самого дна и сейчас жила, вполне припеваючи, владея непривлекательным внешне, но весьма доходным заведением, имевшим, ко всему прочему, репутацию наиболее надежного узла в отношениях закона и лиц, не обременявших себя его соблюдением. Надежного, разумеется, в пользу последних.