Никола Седнев - В окрестностях Милены

Наконец я понял, что меня смущало. Искусственные снежинки выглядели куда красивее натуральных, вот в чем штука. Я не мог точно сформулировать, опыт взрослого человека тут оказывался бессилен, я способен был лишь превратиться вновь в маленького мальчика и сказать обиженно, по-детски: это неправильно, так не должно быть.

Тотчас скороспело повзрослев, я задал себе вопрос — а означает ли это, Виталик, что ты пришел к отрицанию искусства как такового?

И тут же сам себе ответил: но ведь фальшивые снежинки не заслоняют подлинных, они сосуществуют рядом, их не нужно сравнивать, а тем более путать, это богатство мира, в котором есть искусное и безыскусное, и это вопрос твоего свободного выбора, что предпочесть в ту или иную минуту. Не стоит слишком уходить в искусство, но ни к чему и ударяться чересчур в жизнь...

В другом мире, где всегда тепло и можно купаться, она пришла на долю секунды так ярко и осязаемо — прикосновение ее ладошки, гладившей мою щеку, — что я открыл глаза.

Я лежал на кровати.

Я протянул руку. Бутылка стояла в окружении окурков на замусоренном полу, метеном Зевс его знает когда, кажется, еще Миленой.

Часть водки попала мне в горло, и я закашлялся, а остальное пролилось на подбородок. Лежа пить неудобно, хотя это дело привычки. Я отхлебнул еще. Вновь закашлялся. Закрыл глаза.

Она плыла в беге, как птица.

Время растянулось, можно было разглядеть каждый шовчик, каждую складочку ее светло-сиреневого платья с иероглифами цвета спелой сливы.

* * *

Как я возненавидел телефон, я готов был расколошматить вдребезги этого друга-врага. Еще не совсем проснувшись, посмотрел на будильник — три часа ночи. Взял трубку и сказал:

— Алло!..

— Алло, — отозвался знакомый мужской голос. — Здравствуй.

— Здравствуй, Фима, — сказал я.

— Ты узнал меня?

— Да, конечно.

— Извини, что так поздно. Ты спал?

— Я рад твоему звонку.

— Я много думал о нашем разговоре.

— И к чему же ты пришел?

— Мой тебе совет — ты должен прямо сейчас, не откладывая, позвонить Милене и сказать, что любишь ее.

И тут я все понял. Это был не Фима. Голос был его, а лексика и построение фразы... «Ты должен» — попахивает указанием. Деликатный Фима так бы никогда не сказал. Промашечка вышла.

— Где ты сейчас, Милена?

После потрескивающей паузы Милена сказала, но уже своим голосом:

— А как ты догадался?

— Он не советчик. Он антисоветчик.

— Мы уже четвертый час сидим на кухне с человеком по имени Фима и пьем чай. Его собачка спит в углу.

— Ты в своем амплуа, — сказал я. — Без розыгрышей не можешь.

— Как ты живешь свою жизнь? У

— Плохо, — признался я. — Мне очень не хватает тебя.

— Мне тоже. Моя жизнь без тебя стала пустой. Все мои дни стали серыми.

— Я люблю тебя, Милена, — сказал я.