Николай Жданов: В окрестностях тайны

— Под нами — свои! — доложил Конюшков и, повернув планшет по оси движения, стал снова смотреть вниз, следя за лесной панорамой, срезаемой фюзеляжем.

— Вижу! — отозвался Багрейчук по прежнему озабоченно.

Он заметил, что Конюшков тоже избегает смотреть вправо, где за соседним штурвалом, уронив на грудь простреленную голову и грузно обвиснув на ремнях, все еще сидел бортмеханик Сизов.

ТБ уже добрых сорок минут тянул на одном левом моторе.

Сзади них бледно-розовым слепящим пламенем сияло раскаленное небо. И там, в этом нестерпимом сиянии, таилась угроза.

— Не отвечают, товарищ командир, — сообщил из турельного люка Федюничев. Он все пытался связаться с аэродромом.

«Может быть, все-таки вырвемся», — подумал Багрейчук.

— Сзади по курсу… восемь… — снова раздался в наушниках голос стрелка-радиста.

Наискосок, будто плетью, пулеметная очередь ударила по приборной доске. Беззвучно брызнули осколки. Языкатое пламя метнулось на плоскости, коробя окраску.

Багрейчук вобрал голову в плечи и выключил зажигание.

— Конюшков! — позвал он.

Штурман не отозвался.

Багрейчук резко накренил машину, стараясь сбить пламя. Но оно уже ворвалось в кабину и поползло по обшивке.

— Слепит! — яростно простонал Федюничев. — Ничего не видно!

— Подпусти поближе, не торопись, — сказал Багрейчук.

Он выждал длинную очередь турельного пулемета. Потом включил автопилот и поднялся, отстегивая ремни…

Первым вниз провалился Федюничев. Было видно, как он неуклюже дернулся на парашютных стропах и повис раскачиваясь.

За ним ринулся Багрейчук.

Опускаясь, он видел черную шаль дыма поперек невинно чистого неба и слышал замирающий где-то тонкий звенящий звук «мессершмитта»…

В лесу было тихо, лишь где-то за деревьями буксовали машины.

Пока Багрейчук перевязывал рану на голове (оказывается, его тоже задело!), Федюничев свернул парашюты и спрятал их в кусты.

— Пойдем по компасу, — сказал Багрейчук.

Капитан и стрелок круто свернули в сторону от лесной дороги и углубились в тихие, не тронутые никем заросли. Низкое предзакатное солнце светило между стволами, дремотный обманчивый покой стоял вокруг.

Заросшая ряской речка лениво петляла по опушке. Они долго высматривали место брода, потом разделись и вошли в воду, неся одежду и оружие над головой. Вода была теплая, а дно — тинистым и вязким.

На той стороне, за низким лугом, опять начался крупный сосновый бор, а понизу папоротник и малинник.

Быстро смеркалось.

Они скрылись в зарослях и двинулись дальше по мягкому мху в полной темноте и безмолвии. Теплый сыроватый грибной запах стоял в воздухе.

— Стой! Зачем идешь?

Прямо перед ними выросла в прогалине тропы долговязая фигура бойца в обмотках. Маслянисто щелкнул винтовочный затвор.

— Годи! — крикнул Федюничев. — Свои это! Не видишь командира?

— Все ушли, товарищ командир, — порываясь к Багрейчуку, скороговоркой залепетал боец. Он, вероятно, был грузин. — Грустно так одному. Все добро тут. Консервы тут, масло тут, бензин тоже тут. — В голосе его, несмотря на плаксивость тона, сквозила радость, что он теперь не один.

— Склад, что ли?

— Так точно. Я часовой — Джарбинадзе.

— Вино тоже тут есть? — спросил Федюничев.

— Вино? Нет вина. Пить хочешь? Пьяным быть хочешь? Нет вина!

— Почему всё оставили? — спросил капитан.

— Машина первая ушла, и вторая ушла. Лошадей не хватило. Бомбежка была: двух коней убило, шесть совсем убежали неизвестно куда. — Он вдруг ожесточился. — Почему все ушли, товарищ капитан? Я третий год служу, я порядок знаю. Был бы я командир полка, я бы сказал: «Пейте вино, ребята, консервы ешьте, сухари, масло»…

— Хватит, — перебил Федюничев, — ты бы, ты бы… Шумишь, как Терек. Палить будем? — обратился он к капитану.

— Палить, — подтвердил капитан и первым шагнул в кусты.

Джарбинадзе побрел за ним. Федюничев тоже.

Склад был большой. Они обошли его с четырех сторон.

— Надо облить бензином, — сказал капитан.

Это была горькая работа.

Они обливали бензином штабели ящиков с папиросами, с печеньем, с консервами, бочонки с маслом, с рыбой, корзины с бутылками, кули с копченой колбасой, тюки с концентратами и сухарями…