Unknown - SergeiMinaev-MoscowLoveNot

— Чё ты орешь, мудило? — Федоров оторвался от

Катиной шеи, явив миру красное, вспотевшее ли

цо. — Ты чё, дебил?

— Горим, товарищ лейтенант! — Кустов перевел

испуганный взгляд с Федорова на Катю. — С архива

началось, а там так прихватило, проводка навер

ное... третий этаж уже того...

В этот момент комната наполнилась топотом, ми

лицейскими криками, шумом падающих предметов.

В воздухе резко обозначилась гаревая вонь и хими

ческий запах тлеющей изоляционной ленты.

— Уходим, товарищ лейтенант! — Кустов резво ук

лонился от падающего куска потолочного покрытия.

— Ой... — Федоров глянул перед собой, поспеш

но натянул спущенные до колен брюки, схватил со

стола китель и опрометью бросился к выходу.

Катя застыла в той позе, в которой ее оставил слу

живый Ромео, и принялась вертеть головой, приню

хиваясь, как собака.

— Кейс, кейс там остался, придурок!!! — послы

шалось из коридора, потом раздался звук торопли

вых шагов, но в этот момент балка перекрытия рух

нула, извергнув сноп искр, за ней посыпались про

вода, куски ветоши и вырвавшееся на свободу пламя.

Вход в комнату занавесился шторой огня.

Приближающийся жар вернул Катю в реальность, она встала, одернула юбку, схватила кейс и, размах

Москва, я не люблю тебя

121

нувшись несколько раз, как это делают профессиона

лы боулинга, метнула его в окно. Подбежала ближе, углом кейса отбила торчащие из рамы осколки, взо

бралась на подоконник, посмотрела вниз. Прикрыла

глаза, перекрестилась, как учила бабка, и прыгнула, не совсем удачно приземлившись на клумбу.

Оказавшись на земле, Катька резко, насколько

позволяла боль в ноге, рванула дворами прочь от

конторы. Добежав до угла продуктового, она огляну

лась, сфотографировала взглядом клубы черного ды

ма над зданием, снующих вокруг ментов, отъезжаю

щие машины, сплюнула под ноги, ухмыльнулась и

процедила, практически не разжимая зубов:

— Так вам, суки, и надо. Боженька все видит.

ПОГОРЕЛЬЦЫ

Вова. Час дня.

Выхожу из душа, нарочито медленно вытираюсь

полотенцем, чищу зубы. Беру с полки один одеколон, нюхаю, ставлю на место. Потом другой, третий. В об

щем, веду себя как провинциальная девушка, впер

вые попавшая в отдел косметики в дьюти фри. Ста

раюсь задержаться здесь под любым предлогом.

По дороге в гардеробную стреляю из пульта в му

зыкальный центр, откуда Roisin Murphy , словами

«strictly rolling VIP», из «Dear Miami», напоминает мне, что я — ничтожество, проживающее пусть и в цент

ре, но Москвы. Открываю шкаф, извлекаю с самой

верхней полки пыльный холщовый чехол для одеж

ды. Достаю из него косметичку и вещи. Аккуратно

клею усы цвета вылинявшей мыши, подбираю наибо

лее уебищные очки без диоптрий. Потом влезаю в

шкуру оперуполномоченного ФСБ: костюм цвета гри

феля, стоптанные ботинки, короткие носки, белая ру

башка в катышках, замусоленный галстук. Золотые

часы с символикой ФСБ. Тело не понимает, куда его

Москва, я не люблю тебя

123

засунули, и пытается отторгнуть инородные предме

ты. Кажется, я немедленно покрываюсь сыпью.

Выхожу на кухню. Даю телу таблетку ксанакса.

Смотрю в окно.

On the burning sun, and try not to cry.

Да да. День сегодня потрясающий. Невероятный

день. Сначала эта полоумная семейка Давыдовых, муж

жрет кислоту, жена доедает остатки собственного сно

бизма, потом чертова стройка с пылью, кирпичами под

ногами, жутким грохотом кранов, гастарбайтерами, ко

торые вспомнили о кейсе только после того, как один

оказался подвешенным над недостроенной шахтой

лифта, а второй на время вырублен ударом ржавой тру

бы. Спасибо прорабу с жутким запахом изо рта, что бе

зошибочно вычислил этих жуликов, да и то потому, что

у него с утра то ли унитаз, то ли раковина пропала.

И главное, никто из фигурантов не виноват. Оно са

мо так вышло. Они как бы и ни при чем. Это же такой

город, где если лежит миллион долларов в кейсе, это

автоматически означает — они твои, чувак! Будто ма

ма в детстве не говорила, что брать чужое нельзя.

Спускаюсь на первый этаж, уверенно разрубая ру

кой воздух, этак по путински, прохожу мимо консьер

жа, который меня, конечно, не узнает. Дед консьерж, сам, видимо, из бывших, встает из за стола, делает

грозное лицо, но оценив костюм, очки и чеканную по

ходку, понимающе кивает и улыбается...

Эта извращенная улыбка тут везде. В их щербатых