Андрей Майданский - Спиноза Б. Избранные произведения

вреда для благочестия и спокойствия государства, но что скорее ее

уничтожение означало бы уничтожение самого спокойствия

государства и благочестия. И это самое главное, что я решил доказать

в этом трактате. Для этого необходимо было прежде всего указать

главные предрассудки касательно религии, т.е. следы древнего

рабства, потом указать также предрассудки относительно права

верховной власти. Многие с каким-то наглым произволом стараются

это право в значительной степени присвоить себе и под покровом

религии отвлечь внимание толпы (народной массы — multitudo), преданной еще языческому суеверию, от рассмотрения

монархических предрассудков, дабы все снова поверг-

10

10

нуть в рабство. Скажу же теперь вкратце, в каком порядке это будет

показано; но прежде изложу причины, побудившие меня взяться за

перо.

Я

часто удивлялся, что люди, хвалящиеся исповеданием христианской

религии, т.е. исповеданием любви, радости, мира, воздержанности и

доверия ко всем, более чем несправедливо, спорят между собою и

ежедневно проявляют друг к другу самую ожесточенную ненависть; так что веру каждого легче познать по поступкам, чем по

добродетелям. Давно уж ведь дело дошло до того, что почти всякого, кто бы он ни был — христианин, магометанин, еврей или язычник, —

можно распознать только по внешнему виду и одеянию, или по тому, что он посещает тот или этот храм, или, наконец, по тому, что он

придерживается того или иного мнения и клянется обычно словами

того или иного учителя 3. Житейские же правила у всех одинаковы.

Отыскивая причину зла, я не сомневался, что оно возникло оттого, что

толпе религией вменялось в обязанность смотреть на служение при

церкви, как на достоинство, а на церковные должности — как на

доходную статью, и оказывать священникам высший почет. Ведь, как

только началось в церкви это злоупотребление, тотчас у всякого

негодяя стало являться сильнейшее желание занять должность

священнослужителя, любовь к распространению божественной

религии переродилась в гнусную алчность и честолюбие, а самый

храм превратился в театр, где слышны не церковные учители, а

ораторы. И ни один из таких ораторов не руководится желанием учить

народ, но старается вызвать в нем удивление к себе, публично осудить

разно с ним мыслящих и учить только тому, что ново и

необыкновенно, [т.е. тому] чему толпа больше всего и удивляется. В

связи с этим, конечно, должны были возникнуть зависть и ненависть, а также великие споры, которые не в состоянии была ослабить

никакая давность. Неудивительно, что от прежней религии ничего не

осталось, кроме внешнего культа (да и он, кажется, воздается толпой

богу более из раболепства, чем из благоговения), и вера теперь стала

не чем иным, как легковерием и предрассудками. И какими

предрассудками! Такими, которые превращают людей из разумных

существ в скотов, так как совершенно препятствуют пользоваться

каждому своим свободным суждением и распознавать истину от лжи, и которые

11

11

будто нарочно, по-видимому, придуманы для окончательного

погашения света разума (lumen intellectus). О боже бессмертный!

Благочестие и религия заключаются в нелепых тайнах! Люди, которые

прямо презирают рассудок, отвергают разум и чураются его, точно он

от природы испорчен, считаются взаправду — что горше всего —

обладателями божественного света! На самом же деле, если бы у них

была хоть искорка божественного света, они не безумствовали бы

столь высокомерно, но учились бы разумнее почитать бога и

выделялись бы среди других не ненавистью, как теперь, но, наоборот, любовью; они не преследовали бы столь враждебно людей, разно с

ними мыслящих, но скорее жалели бы их (если только они боятся за

их спасение, а не за свое благополучие). Кроме того, если бы у них

был какой-нибудь божественный свет, то он обнаружился бы по

крайней мере из учения. Я признаю, что никогда не могли достаточно

надивиться глубочайшим тайнам Священного Писания, но вижу, однако, что они ничему не научились, кроме умозрений

аристотеликов и платоников, и к ним приспособили Священное

Писание, чтобы не казаться приверженцами язычников. Им

недостаточно было сумасбродствовать с греческими философами, и

они захотели еще, чтобы и пророки заодно с ними говорили вздор.

Это, конечно, ясно показывает, что они о божественности Писания и