Omenus - Майкл Льюис

Йорк Лео Корбетту и самому получить работу.

Так я и сделал. Я позвонил ему, еще раз представился и произнес:

- Я хочу вам сказать, что принимаю приглашение.

- Рад приветствовать вас на борту, - ответил он и рассмеялся.

Так. Что дальше? Корбетт сообщил мне, что я начну с подготовительной программы где-то

в конце июля. Он сказал, что в этой программе будут участвовать не менее ста двадцати

студентов из разных колледжей и бизнес-школ. Затем он повесил трубку. Он не сказал, сколько

мне будут платить, да и я об этом не спросил, потому что уже знал - по причинам, которые скоро

станут понятны, - что инвестиционные банкиры не любят говорить о деньгах.

Время шло. Я ничего не знал о торговле, а значит, и о Salomon Brothers, потому что на

Уолл-стрит нет другой фирмы, которая была бы столь же полно погружена в торговлю. Я знал

только о том, что писали журналисты: Salomon Brothers - самый прибыльный инвестиционный

банк мира. Может, так оно и было, но процесс приема на работу оказался подозрительно

простым и приятным. Когда у меня прошел первый восторг оттого, что впереди светит

стабильная занятость, возникло сомнение - уж так ли хороша жизнь на торговой площадке? Мне

пришло в голову, что стоило бы попытать счастья в корпоративных финансах. Если бы

обстоятельства сложились иначе, я дошел бы до того, что написал бы Лео (мы звали друг друга

по имени), что мне не подходят клубы, куда так легко принимают. Но обстоятельства были

таковы, что другой работы у меня не было.

Я решил, что придется мне жить с клеймом человека, который свое первое рабочее место

получил по знакомству. Это было все-таки лучше, чем клеймо безработного. Все остальные

дороги на торговую площадку этой фирмы вели через крайне неприятную процедуру

формальных собеседований. Большинство тех, с кем мне пришлось впоследствии работать, прошли через свирепые допросы (в том году шесть тысяч человек подали прошения о приеме на

работу) и рассказывали об этом леденящие душу истории. У меня же, если не считать

фантастического воспоминания о том, как директорская жена напала на королевскую семью, не

было никаких боевых шрамов, и я этого сильно стыдился.

Впрочем, все было нормально. Одной из причин, почему я так уцепился за эту работу, было то, что я уже столкнулся с мрачной стороной поиска работы на Уолл-стрит и не имел ни

малейшего желания еще раз туда окунуться. В 1981 году, за три года до этого удачного для меня

вечера в Сент-Джеймсском дворце, я, будучи на последнем курсе колледжа, подал в несколько

банков заявления о приеме на работу. Никогда не видел, чтобы люди на Уолл-стрит к чему-

нибудь отнеслись бы с таким же поразительным единодушием, которое проявили кадровики к

моему заявлению. Некоторые и в самом деле от души смеялись надо мной. Остальные

держались серьезней и сказали, что у меня отсутствует коммерческая жилка, - окольный способ

оповестить меня, что мне предстоит провести всю жизнь в нищете. Мне всегда трудно давались

резкие перемены, а та, что мне предстояла, была самой тяжелой. Во-первых, я испытывал

стойкое отвращение к деловым костюмам. К тому же я блондин. Я не видел ни одного

светловолосого человека, которому удалась бы деловая карьера. Все удачливые дельцы, которых мне приходилось встречать, были либо брюнетами, либо лысыми. Словом, проблем

хватало. Примерно четверть из тех, с кем я начинал работать в Salomon Brothers, попали туда

прямо из колледжа, а значит, прошли все те тесты, на которых меня срезали. До сих пор не

понимаю почему.

Если я тогда и думал о торговле, то только мельком. И в этом я был весьма типичен. В то

время выпускники университетов представляли себе торговые площадки как загоны для диких

зверей, и самым большим изменением в 1980-х годах было то, что выпускники самых дорогих

школ Британии и Америки изменили свое отношение к этому виду деятельности. Мой выпускной

курс в Принстонском университете был последним, где царил дух стойкого отвращения к

торговле. Поэтому мы и не пытались искать работу на торговых площадках. Вместо этого мы

целили на низкооплачиваемые места в отделениях корпоративных финансов. Начальное

жалованье составляло 25 тысяч долларов в год плюс премиальные. С учетом всех доходов и

вычетов на круг оставалось примерно шесть долларов в час. Должность носила название

«аналитик инвестиционного банка».

Но аналитики ничего не анализировали. Они рабски обслуживали группу специалистов по