того, что он говорил, следовало, что и фирма не может ошибиться. Но когда он попросил
задавать вопросы, возникло глухое молчание. Мы были слишком подавлены и онемели.
Лично я не собирался задавать никаких вопросов. Он наверняка знал много чего
интересного, но у меня возникло ощущение, что приглашение задавать вопросы было
неискренним. И в этом я был не одинок. Никто не захотел поинтересоваться, к примеру, почему, если все служащие Salomon должны воздерживаться от контактов с газетчиками, Гутфренд
красуется на обложках всех деловых изданий страны. Никто не рискнул спросить и о том, что
действительно интересовало каждого: сколько мы будем зарабатывать в ближайшие пару лет. И
уж подавно никому в голову не пришло задать вопрос, почему Джима Мэсси, занимающегося
подбором кадров и несущего прямую ответственность за взрывное расширение фирмы, не
тревожат последствия этого безрассудного роста (хотя даже студенты учебных курсов понимали, что что-то идет не так). Мы просто не могли придумать, о чем бы его спросить. Именно этим и
отличается работа от школы. Здесь не были нужны любознательные и пытливые умы. Фирме
нужна была слепая вера. Но Мэсси наткнулся на отпор даже со стороны слюнтяев из первого
ряда; даже они не захотели ему подыграть.
Прямо передо мной в первом ряду сидела Сьюзен Джеймс, похожая на измученную
воспитательницу детского сада. Ну же, мальчики, спросите его о чем-нибудь! Наконец справа от
меня вытянулась вверх рука какого-то отъявленного отличника. Я немного знал его и закрыл
глаза, чтобы не видеть этого позора. И он не подкачал.
- Не могли бы вы сказать, - спросил этот юный карьерист, - собирается ли фирма открыть
отделение в одном из городов Восточной Европы? В Праге или еще где-нибудь?
В Праге! Если бы перед нами был не член исполнительного комитета компании, а кто-
нибудь рангом пониже, класс бы немедленно взорвался свистом, воплями и градом бумажных
шариков. Вместо всего этого сзади раздались звуки кашля... как будто там давились от смеха.
Скорее всего, за всю 75-летнюю историю фирмы никому и в голову не приходило открыть
отделение в Праге. Вот какой творческий порыв может породить присутствие члена
исполнительного комитета, которого нельзя отпустить, не задав ему пары вопросов.
Но Мэсси, в отличие от заднескамеечников, отнесся к этому вопросу всерьез, совсем как
представитель Госдепа. Ему, скорее всего, было бы приятнее ответить на вопрос «Как вы
добились успеха в Salomon?», но это был, видимо, не самый удачный для него день.
После визита Мэсси к нам целый месяц не наведывался никто из высших чинов. Наверно, он посоветовал им этого не делать, чтобы не расстраиваться. Но потом к нам неожиданно
заявился другой член исполнительного комитета, Дейл Горовиц, а следом за ним и сам
генеральный директор.
Горовиц был воплощением старомодного образа инвестиционного банкира, разменявшего
уже пятый десяток, ловкого и находчивого, - идеальный кандидат на пост главы пражского
отделения, когда придет время его открыть. Это был крупный мужчина с круглой, коротко
остриженной головой, чем-то похожий на Винни Пуха. К его появлению у нас я знал о нем только, что он, как и Гутфренд, сделал себе положение на муниципальных облигациях и что некоторые
из моих еврейских друзей относились к нему с преданностью. Он был настоящий раввин: кроткий
и мудрый и большой любитель громадных сигар. За глаза его называли дядюшка Дейл. Он не
встал за кафедру, а вместо этого уселся на преподавательский стол, опираясь на широко
расставленные руки. Он неожиданно заговорил о том, как нужна человеку крепкая и дружная
семья и насколько это важнее успешной карьеры. Думаю, это была самая странная речь из всех, слышанных нами в ходе учебы. Затем, все таким же глубоким и теплым голосом, он предложил
нам задавать любые вопросы. Спрашивайте обо всем, что вам интересно.
Поднялось сразу несколько рук. Видимо, класс созрел для того, чтобы кое-что выяснить о
компании Salomon Brothers. Откуда-то из середины комнаты был задан первый хороший
вопросец.
- Почему, - спросил беспокойный студент, - арабы включили нашу фирму в черный список?
В лице дядюшки Дейла что-то дернулось.
- Зачем вам это? - огрызнулся он.
Наш Винни Пух разозлился, как будто его облили помоями. О черном списке арабов было
не принято говорить, хотя я до сих пор не понимаю почему. Не нужно было быть семи пядей во
Читать дальше