Omenus - Майкл Льюис

распределение было отчасти удачей, отчасти подарком судьбы, а отчасти результатом умения

вовремя подлизаться к важному господину. Поскольку на судьбу и удачу воздействовать никто не

в силах, приходилось обхаживать влиятельных людей. Нужен был покровитель. А для этого мало

было свести дружбу с одним из 112 директоров - нужен был один, но влиятельный. Однако здесь

крылась маленькая трудность. К чему им была нужна наша дружба?

Интерес мог возникнуть, только если удавалось внушить директору, что тебя хотят все.

Тогда ты обретал определенную ценность. Если директор уводил популярного студента у других

боссов, он набирал очки. Поэтому многие учащиеся хлопотали над тем, чтобы создать иллюзию

собственной популярности. Тогда все боссы начинали его хотеть - просто потому, что этого

хотели все. Начинал работать своего рода испорченный телефон, что часто бывает и на рынках.

Такая игра требовала изрядной самоуверенности и надежды на легковерие всех окружающих; именно так я и решил проблему собственной занятости. Спустя несколько недель после начала

занятий я подружился с одним типом на торговой площадке, хотя не той специализации, по

которой я хотел бы работать. Он настойчиво приглашал меня присоединиться к его

направлению. Я рассказал соученикам, что меня зазывают, а они поделились новостью со

своими приятелями на торговой площадке. Те заинтересовались. Кончилось тем, что человек, у

которого я хотел работать, услышал, как обо мне говорят, и пригласил на завтрак.

Если вам кажется, что это низкая расчетливость и бесчестная хитрость, прикиньте

возможные варианты. Либо я вверяю свою судьбу в руки боссов, а у них, насколько я понимаю, нет ни капли милосердия по отношению к тем, кто имел глупость им довериться, либо я должен

довериться доброму сердцу выбранного мною босса. У меня были приятели, которые

испробовали этот путь. Облюбовав себе босса, они бросались к его ногам, как вассал перед

своим господином, произнося при этом нечто крайне льстивое, типа: «Я ваш верный и

смиренный слуга. Наймите меня, о великодушный, и я буду делать все, что вы прикажете». При

этом надежда была на встречную благосклонность, примерно в таком стиле: «Встань с колен, юноша, тебе нечего страшиться. Если ты будешь верен мне, я защищу тебя от сил зла и

безработицы». Иногда это срабатывало. Но если нет, приходилось расплачиваться сполна. Ты

превращался в брошенную вещь. В классе в связи с твоим поведением возникал диспут -

допустимо ли в такой ситуации опускаться до пресмыкательства. В общем, вся система

воспитания здесь сводилась к одному - кто даст слабину под давлением, а кто выдержит.

Каждый решал за себя, и в результате овцы отделились от козлищ. Кто с первого занятия

поставил на полное послушание и лизоблюдство, выбрали места в первых рядах классной

комнаты, где и просидели все пять месяцев занятий (стиснув зубы). Кто ценил собственную

гордость или просто предпочитал держаться в стороне, изображали полное безразличие, для

чего сидели поближе к задним рядам и швыряли жеваной бумагой в лекторов.

Были, конечно, исключения. Некоторые предпочли избежать крайностей. Двум или трем

удалось с самого начала договориться с боссами, так что они получили право самостоятельно

выбрать работу. Они держались независимо и непредсказуемо, как вольные между рабами, и

многие считали их шпионами администрации. Были заднескамеечники по духу, но обремененные

женами и детьми, о которых нужно было заботиться. Эти тоже были сами по себе. Они

держались особняком от подлипал из брезгливости, а заднескамеечников сторонились из

чувства ответственности.

Себя самого я, разумеется, считал исключением. Некоторые обвиняли меня в

принадлежности к переднескамеечникам, потому что мне нравилось сидеть рядом с мужчиной из

Гарвардской школы и наблюдать, как он чертит свои организационные диаграммы. Мне было

любопытно, добьется ли он успеха (не добился). К тому же я часто задавал вопросы. Многие

подозревали, что я таким образом втираюсь в доверие к лекторам, то есть веду себя как

истинный переднескамеечник. Это было вовсе не так. Но попробуй втолковать это тем, кто

выбрал для жизни последний ряд аудитории. Я с грехом пополам искупил свою

любознательность, швырнув несколько раз жеваной бумагой в важных лекторов. А когда меня

прилюдно выставили из класса за то, что я на виду у всех принялся читать газету, моя репутация