сделаться боссом. Подобно Раньери, он сумел сколотить команду преданных сподвижников.
Как и Раньери, Милкен ревностно относился к своим делам. «Проблемой Майкла всегда
было то, что ему не хватало терпения выслушивать другие точки зрения, - записала Брак со слов
бывшего администратора Drexel. - Он был чудовищно высокомерен. Придумав что-то, он считал, что уже решил проблему и может идти дальше. Совершенно бесполезный человек в любой
комиссии, то есть всюду, где нужны коллективные решения. Его интересовала только истина.
Если бы Майкл не занялся ценными бумагами, он мог бы создать движение по возрождению
церкви».
Милкен - еврей, a Drexel, когда он к ней присоединился, была старомодным
англосаксонским инвестиционным банком с антисемитским душком. Милкен считал себя
аутсайдером. И это было очко в его пользу. Если бы в 1979 году кто-нибудь взялся определить
кандидатов на осуществление революции в мире финансов в наступающем десятилетии, ему
пришлось бы следовать таким рекомендациям: найди немодные углы Уолл-стрит, отбрось тех, кто одевается по каталогу «Brooks Brothers», является членом элитарных закрытых клубов и
происходит из семьи англосаксонских протестантов с восточного побережья. (Среди кандидатов
оказались бы не только Милкен и Раньери, но еще и Джозеф Перелла и Брюс Вассерштейн из
First Boston, лидеры движения по захвату корпораций, в силу чистой случайности попавшие в
команду Рональда Перельмана в его охоте на Salomon Brothers.) На этом сходство кончается. В отличие от Раньери Майкл Милкен сумел установить
полный контроль над фирмой. Он перенес операции с мусорными облигациями из Нью-Йорка в
Беверли-Хиллс и кончил тем, что выплатил себе годовое жалованье в размере 550 миллионов
долларов - в сто с лишним раз больше, чем когда-либо получал Раньери. Когда Милкен открыл
свой офис на бульваре Вилшир (который полностью принадлежал ему), он оповестил об этом
весь мир, украсив вход собственным именем, а не фирмы Drexel. Созданный им механизм в
одном важнейшем отношении отличался от Salomon Brothers: успех здесь измеряли по
количеству заключенных сделок, а не по числу работающих на тебя людей и не по тому, избран
ли ты в Совет директоров и как часто твое имя поминают газетчики.
Всегда трудно определить качества, дающие человеку силу опрокинуть условности, на
которых держался привычный ход жизни. В случае Милкена это особенно трудно, потому что его
закрытость и отвращение к публичности имели почти невротический характер, и биографу
остаются для опоры только вехи деловых свершений. На мой взгляд, ему помогло наличие двух
качеств, которые в период его расцвета считались взаимоисключающими. В начале 1980-х они
явно не могли бы одновременно проявиться в Salomon Brothers. Милкен обладал природным
инстинктом и мастерством торговца облигациями и настойчивостью в развитии идей. Он имел
дар сосредоточиваться.
Здесь Милкену удалось преодолеть значительные препятствия. Полная утрата
способности сосредоточиваться - чуть ли не главное профессиональное заболевание тех, кто
работает на торговой площадке. Превосходный и типичный пример этого Дэш Рай-прок.
Наблюдение за Дэшем приводило в такое же замешательство, как музыкальные клипы. У Дэша, например, случались редкие моменты угрюмости. Обычно это следовало за обломом в делах, и
тогда Дэш с грохотом шваркал на место телефонную трубку и объяснял мне, что однажды он
бросит инвестиционный банк и вернется в университет. Он мечтал на несколько лет зарыться в
библиотеке и стать профессором истории. Либо писателем. Картинка - Дэш, погруженный хотя
бы на пять минут в мирные размышления, - поражала меня своей полной нереалистичностью, и
такого рода наши разговоры всегда кончались тем, что я пытался ему об этом сообщить, а он
отмахивался и не слушал, потому что ему это уже наскучивало и он хотел сменить тему. «Я не
имею в виду немедленно броситься в библиотеку, - втолковывал он. - Вот будет мне тридцать
пять и несколько миллионов в банке». Как будто после многих лет отжимания облигаций
несколько миллионов на банковском счете вернут ему способность концентрировать внимание.
Спустя три года торговли облигациями Дэш начисто утратил способность к концентрации, позволяющую находить отраду даже в приступах хандры. Редкие приступы уныния («Не лезь, бля, ко мне, у меня хреновое настроение», - остерегал он маклеров) мгновенно проходили, стоило ему продать правительственных облигаций на несколько сот миллионов долларов. Мир
Читать дальше