Omenus - Майкл Льюис

предал друга и не пощадил врага"».

Наезд Перельмана можно было еще рассматривать как возмездие за грехи руководства

Salomon. Мы с Дэшем решили, что захват нашей фирмы не такая уж глупая затея, хотя, вообще

говоря, никто нашим мнением особо не интересовался. Мы знали, что король губной помады

Рональд Перельман, головорез и мерзавец, не имел ни малейшего представления об

управлении инвестиционным банком. Но мы также знали, что если ему удастся захватить

хозяйство Гутфренда, то прежде всего он проанализирует фирму как бизнес, а не как империю, и

это непременно пойдет на пользу Salomon Brothers. Нет спору, захват корпораций часто всего

лишь едва завуалированный грабеж. Налетчики заявляют, что они намерены вымести вон тупых

и ленивых менеджеров, тогда как на самом деле их привлекает только возможность пообщипать

активы компании. Но наш случай был приятным исключением. В Salomon активом были люди. У

нас нельзя было поживиться ни землей, ни деньгами чрезмерно жирных пенсионных фондов, ни

патентами. Здесь цель захватчиков была неподдельно благородна. Наше руководство

заслужило виселицу.

Уолл-стрит еще не знала более нелепого бизнес-плана, чем тот, что приняла фирма

Salomon Brothers на ближайшие месяцы, если только не считать ее же предыдущего плана. У

нашего руководства темперамент и мозги были точь-в-точь как у ливанского таксиста: мы либо

выжимали до предела акселератор, либо изо всех сил били по тормозам. Никакой середины, ни

капли взвешенности в поведении. Когда мы решили, что наше прежнее нью-йоркское помещение

стало тесновато, могли мы, как обычные смертные, просто перебраться через улицу в более

просторный офис? Ни за что. Мы заключили договор с Мортом Цукерманом, застройщиком

площади Колумба, о строительстве самого дорогого и самого крупного небоскреба в Манхэттене.

Сьюзен Гутфренд заказала ящик стеклянных пепельниц, на дне которых был изображен будущий

небоскреб. В конце концов мы откупились от проекта, потеряв на этом 107 миллионов долларов, а она осталась с этими дурацкими пепельницами.

Мы создавали наши офисы с прицелом на мировое господство и потому отгрохали самый

большой в мире торговый этаж прямо над станцией лондонской подземки. Теперь лондонское

отделение обратилось в руины и подлежало перестройке, а примерный размер убытков

составлял 100 миллионов долларов. Остряки из английских газет называли нас не иначе как

«копченая лососина» [Игра слов: Salomon, название фирмы, и Salmon, «лосось». Примеч.

переводчика.] . Мы создали гигантский и всесильный отдел по торговле ипотечными

облигациями, а затем позволили половине его сотрудников разбежаться, а остальных уволили.

Леви и его монопольная власть ушли, а прибыль усохла еще на несколько сот миллионов

долларов. На своем 41-м этаже мы позволили вспыхнуть ожесточеннейшей битве за власть.

Отголоски неистовых раздоров оглушили Нью-Йорк. Ценой этой ошибки могла стать потеря

фирмы. Со щитом или на щите. Покупай или продавай. Вперед или назад. Последовательность и

постоянство - не для нас. Это для простых людей.

При этом самыми тяжкими ошибками были не наши дела, а наши упущения. Ведь не было

такого, чтобы операции с ценными бумагами в 1987 году стали неприбыльными. Напротив, они

были прибыльнее, чем когда-либо. Откройте любую газету, и увидите, что в то время

инвестиционные банкиры получали на комиссионных по 50 миллионов долларов за несколько

недель работы. Впервые за многие годы доходы текли в карманы других фирм, а не на счета

Salomon. Была ирония в том, что среди новых победителей числились как раз те, кто помогал

Рональду Перельману в его наезде на нас: Милкен, Вассер-штейн и Перелла. Спасибо Майклу

Милкену, но уже в 1986 году не мы, a Drexel стала самым прибыльным инвестиционным банком

на Уолл-стрит. При доходе в 4 миллиарда долларов их чистая прибыль составила 545,6

миллиона - больше, чем в наши лучшие годы.

Drexel зарабатывала на мусорных облигациях, и это было источником терзаний. Всегда

считалось, что именно мы главные на Уолл-стрит в торговле облигациями. Но теперь мы

рисковали утратить прежнее положение, потому что наше руководство не осознало новой роли

мусорных облигаций. Они думали, что это всего лишь модное поветрие. Что и было самой

дорогостоящей из их ошибок, потому что мусорные не только ускорили революцию в

корпоративном мире и на сумасбродной и общедоступной Уолл-стрит, но и сделали возможной