и поведении. «Зря ведь, не положат в психушку! Все
здесь, как посмотрю, в принципе, ненормальные!..».
Однако звали уже на вечерний чай. Возбуждённая
толпа ринулась в столовую. Забренчали посудой. У
203
Михаила никаких съестных припасов не было, и он, естественно, не пошел со всеми. Тоска и тревога
охватывали всё сильней и сильней. Вскоре, медсёстры
поставили капельницу…
...На следующий день похмелье, по прежнему, мучило. Его вызвали на беседу с врачом. Через главный
отделенческий коридор, санитар, минуя несколько
дверей, провёл Михаила в ординаторскую.
— Меня зовут Андрей Семёнович, — представился
довольно молодой, в опрятном белом халате, мужчина
с кошачьими, «крадущимися» повадками. — Скажите, какое сегодня число, год, как зовут? Что с вами
произошло? Сколько пили?
Михаил обратит внимание, что за спиной, сидели
еще два врача и пристально за ним наблюдали.
— В газете, говорите, работаете? А это вам не
кажется? Ну что ж, полечим немного, вы ведь, не против?
— Нет, я как раз против. Не хочу здесь лежать! Я
же нормальный. Поэтому, имею право отказаться!
— Что ж, пишите отказ, но навряд ли, из этого что
то получится... — Андрей Семёнович поморщился. —
Всё, больше вас пока не держу. Пройдите в отделение.
5.
Шел уже десятый день «неволи». Михаил немного
освоился в больнице, душевное состояние почти стаби
лизировалось. Недавно, его перевели в более «комфорта
бельную» первую палату, где было просторнее и чище, но главное, строгий режим свободней, а больные вполне
нормальными людьми. Не такими психами, как в «наблю
дательной».
204
В отделении он насмотрелся на всяких «умалишен
ных». И буйных, и депрессивных и совсем полудурков, лишенных человеческого образа. Сам, однажды, на вяз
ках лежал. Несколько раз, был свидетелем тяжелых
эпилептических припадков. А один псих, как то утром, чуть не повесился в туалете. С петли сняли…
Уже пару раз, приезжала мать с «дачками». С сига
ретами и едой к вечернему чаю, вопрос, так остро, теперь
не стоял. Психи в отделении Михаила уважали, — всё
таки, не такой «дурак» и не доходяга, как самый низший
класс, подбирающий с пола чебоны в курилке.
Мать привозила и чай, который был, по здешним
меркам, «сокровищем», и строго запрещался местными
«властями». Михаила научили, как незаметно проносить
его, зацепив резинкой носка на ноге, в крайнем случае —
подмышкой.
Без чая, в этой добровольно принудительной «зоне», прожить было очень тяжело. Чифир снимал «тормоза»
«колёс», поднимал дух, на время купировал депрессию.
«Мутили» его втихаря, подцепившись к проводам в туа
лете. Пили чифирь, в отделении, только «избранные»...
Естественно, Андрей Семёнович Михаила, из больни
цы, никуда не отпустил, хотя тот и написал заявление
на отказ от лечения. «Хотите, чтобы специальная комис
сия его рассмотрела? Вас ведь, могут здесь оставить на
неопределённый срок, если посчитают, что подлежите
интенсивной терапии. Поэтому, не советую обращаться
в инстанции». И бедняга, заявление вынужден был
забрать.
Вечерами, он дефилировал вперёд и назад по длин
ному коридору, вдоль линии окон, вместе со всеми, —
постоянный сон и малоподвижный режим надоели по
205
горло. В столовой кормили, более или менее, сносно, но, всё равно, было противно смотреть на вечно голодных
«дураков», торопливо глотающих баланду.
Каждый вечер, Надя не оставляла мыслей. Тоска по
ней была, порой, невыносимой. Написал несколько
любовных стихотворений, посвященных отношениям. Но
постепенно, острота чувства, — в том числе, и под
воздействием таблеток, — стала стихать.
В отделении, Михаил познакомился с Димкой Згогу
риным, примерно его же возраста парнем, очень подвиж
ным и, с виду, никогда не унывающим. Вместе, в одной
команде, варили чифирь, продавая страждущим «нифе
ля» (остатки чая после заварки), брали за них сигареты
с фильтром. Вечером, делились наболевшими проблема
ми. Вскоре, стали — не разлей вода.
У Димки тоже были страхи и невесёлые мысли; кроме
того он страдал лекарственной токсикоманией, — в своё
время, пристрастился к циклодолу и разным там транкви
лизаторам. Без «колёс», уже не мог жить.
— Димыч, так какой диагноз тебе, всё таки, ставят?
— Ясное дело — шизофрению. — Згогурин лежал
на шконке и жевал конфету. — И у другана, не беспокой
Читать дальше
