Лебон Г. - Психология толп

там 240 языков, некоторые из них отличаются друг от друга гораздо больше, чем греческий от французского. Двести

сорок языков, не говоря уже о почти трехстах диалектах! Между этими языками самый распространенный — еще со-

вершенно новый, так как он существует не дольше трех столетий; это индостанский, образовавшийся из соединения

персидского и арабского, на которых говорили завоеватели-мусульмане, с индусским, одним из наиболее распростра-

ненных в завоеванных странах языков. Победители и побежденные вскоре забыли свой первобытный язык, чтобы гово-

рить на новом языке, приспособленном к потребностям новой расы, образовавшейся путем скрещивания различных

совместно живущих народов.

Я не могу дольше останавливаться на этом вопросе и вынужден ограничиться указанием основных идей. Если бы я

мог входить в необходимые подробности, то пошел бы дальше и показал бы, что когда народы различны, то слова, кото-

рые мы считаем у них равнозначными, в действительности представляют до такой степени далекие друг от друга спосо-

бы мышления и чувствования, что вполне верный перевод с одного языка на другой невозможен. Это легко понять, ви-

дя, как на протяжении нескольких веков в одной и той же стране, у одной и той же расы одно и то же слово соответству-

ет совершенно несходным понятиям.

Старинные слова представляют понятия людей прежнего времени. Слова, бывшие вначале знаками действительных

вещей, вскоре утратили свой смысл вследствие изменений в идеях, нравах и обычаях. Продолжают рассуждать с помо-

щью этих привычных знаков, изменить которые было бы слишком трудно, но нет уже никакого соответствия между тем, что они представляли ранее, и тем, что обозначают в настоящее время. Когда речь идет о народах, очень удаленных от

нас, принадлежащих к цивилизациям, не имеющим никакого сходства с нашими, то переводы могут дать только слова, совершенно лишенные своего настоящего первоначального смысла, т. е. вызывающие в нашем уме идеи, не находящие-

ся ни в какой связи с теми, какие они некогда вызывали. Это явление особенно поразительно для древних языков Индии.

У этого народа (индусов) с колеблющимися идеями, логика которого не имеет никакого родства с нашей, слова никогда не

имели того точного и определенного смысла, какой им, в конце концов, дали в Европе века и склад нашего ума. Есть

книги, например, Веды, перевод которых невозможен1. Проникать в мысль индивидуумов, с которыми мы живем, но от

которых нас отделяют некоторые различия в возрасте, в половом отношении, в воспитании, уже очень трудно; проникать

же в мысль рас, над которыми тяготеет пыль веков, — труд, который никогда не удастся выполнить ни одному ученому.

Все доступное нам знание служит только для того, чтобы показать полную бесполезность подобных попыток.

Как бы ни были кратки и мало развиты предыдущие примеры, они вполне достаточны для того, чтобы показать, ка-

ким глубоким изменениям подвергаются элементы цивилизации у народов, их заимствующих. Заимствование кажется

часто значительным, потому что по названию оно бывает иногда очень рельефно; но усвоение его является всегда в дей-

ствительности очень ничтожным. С веками, благодаря медленной работе поколений и вследствие постепенных при-

бавлений, заимствованный элемент сильно отличается от своего первоначального прототипа. С этими постепенными

изменениями история, интересующаяся главным образом внешностью, вовсе не считается, и когда она нам говорит, 1 Говоря о многочисленных попытках перевода Вед, выдающийся санскритолог Барт прибавляет: «Один только ре-

зультат открывается из этих столь различных и иногда столь противоречивых изучений — наше бессилие перевести эти

документы с сохранением настоящего их значения».

24

например, что какой-нибудь народ принял новую религию, то мы сейчас же представляем себе не те верования, какие, в

действительности, были им приняты, но именно ту религию, какая нам известна в настоящее время. Нужно глубоко

изучить эти медленные приспособления, чтобы хорошо понять их генезис и уловить различия, отделяющие слова от

сущностей.

Итак, история цивилизации состоит из медленных приспособлений, из ничтожных постепенных изменений. Если они

нам кажутся внезапными и значительными, то потому, что мы, как в геологии, пропускаем промежуточные фазы и рас-

сматриваем только крайние.