Блохин Николай - Суд

— Да я и не удерживаю тебя, мой маленький великан!

Пока мальчик произносил свой монолог все тем же ровным, бесстрастным голосом, массовик-затейник прямо млел от восторга и невероятными ужимками призывал старух присоединиться к восторгу.

— Какая необыкновенная, фантастическая гордость! «Я — цель всего!» — а?! Вот человеческий материал, с помощью которого будет достигнута великая цель, ради которой растоптано столько человекоединиц, и сколько еще растопчем! Цель, ради которой я, товарищ Арфа, с отцом твоим ставил к стенке. Этот покинувший нас малыш только в одном ошибается, что он — один. Это сейчас он один, а будет — легион! А пока... мы публично засудим несносного Бродягу, засорившего людям бошки своей добродетельной чепухой. А потом и бошки засоренные поотрываем. Ух-ха-ха-ха!..

Товарищу Арфе и товарищу Магде показалось даже, что во время своего громоподобного хохота массовик-затейник от пола оторвался и в воздух поднялся. Чего не померещится от душевной переполненности и переутомления, а уж переполнились и переутомились они изрядно.

— И я покидаю вас, — резко оборвав смех, совсем вдруг тихим голосом сказал гость. — До встречи на суде. Ух, засудим, ухондакаем поповича! — И массовик-затейник скрылся за дверью. Магде Осиповне показалось даже, что он и дверь-то не открывал. Ох уж это переутомление! А товарищ Арфа смотрела неподвижным, каким-то таинственно-задумчивым взглядом на оставленное на голицынской скатерке обвинительное заключение против Иисуса Христа, столь оперативно составленное расторопными сотрудниками странной организации под названием Чертопоказ.

А в это время Андрей Елшанский вел мужской разговор со своим отцом, священником московского Никольского храма, что в Хамовниках, Илией Ивановичем Елшанским.

— Ты напрасно ввязался в это дело, сын. Я настаиваю, чтобы ты не участвовал в этой... в этом спектакле, — говорил печально отец Илия.

— Ты не прав, папа, — возбужденно воскликнул сын. — Прости меня, но ты не прав. Ты ведь хотел сказать «в этой свистопляске», я знаю. А почему не сказал? Почему ты даже в разговоре со мной так обтекаемо говоришь?

Отец Илия опустил голову и пожевал губами.

— Мне всегда казалось, что ты это понимаешь.

— Да, я понимаю, папа, понимаю, — с надрывом произнес Андрей, — но правильно ли это?

— Да, правильно, — строго ответил отец Илия и поднял взгляд на сына. И взгляд этот казался каким-то оправданием, и сам говорящий это чувствовал. — Да, правильно! Все, что нелояльно к власти и в суетное препирательство с ней вступает, все это замешено на неправде.

— Суд над Христом — это не препирательство с властью. — Во взгляде Андрея, устремленном на отца, виделась нескрываемая боль.

— Какой суд над Христом, опомнись! — Отец взял сына за плечи. — Кто может судить Его? Ведь это всего лишь ничтожная людская комедия. Это ведь всего лишь Васька Рыбин, в Спасителя ряженый, сам же говорил. Прости, Господи, пристало ли тебе в такой комедии участвовать? Да еще в роли адвоката. Разве Христу надобен адвокат?

— Христу он, конечно, не надобен. Но там ведь не Христос — Васька ряженый. И в этом спектакле необходим адвокат, и этим адвокатом я и буду. Не сказано ли: «Не молчите, проповедуйте»? Вот и я буду. Веру я буду защищать перед этими! И Христос будет за такую мою защиту.

— Не много ли берешь на себя, сын? За себя еще ответствовать не научился, а дерзаешь за Бога отвечать! «За»!.. — передразнил он Андрея. — Как ты можешь говорить так? Ты, знающий Писание! Как ты берешься судить о Его «за» и «против»?

— Берусь! — выкрикнул Андрей. Он весь дрожал, глаза его были дерзки, полны отчаяния и горя. — Берусь, папа. Вот этим чувствую, — он ткнул себя в грудь. — Как они все косились на меня и хмыкали, когда эта старая колода про спектакль шамкала... Вру, — это я шамкал, а она — гремела, а я — шамкал. Мы шамкаем, папа, когда греметь надо!

— Греметь? — Снова пальцы священника легли на плечи сына. — Ты слишком страстен, сын. «Колода», «шамкаем» — эти словечки и такая страсть — их оружие, и с таким оружием ты проиграешь и веру не защитишь. В посмешище превратишь, а не защитишь, и сам посмешищем будешь, и не добро будет, как ты хочешь, а очередное зло. Нет тебе моего благословения на участие в этом адвокатстве.

— Так у других возьму, — прошептал Андрей и отступил на шаг, освобождаясь от отцовых рук. — В Печоры съезжу к отцу Иоанну. Как старец скажет, так и будет.

— А благословение на поездку у кого брать будешь?