Блохин Николай - Суд

— Н-не понимаю... Что вы хотите этим сказать? — каким-то не своим голосом пролепетала Магда Осиповна.

— Да чего ж тут непонятного? Разве я что невнятно сказал? — И тонкие губы массовика-затейника изобразили еще более чарующую улыбку, чем даже была у него, когда он заявился сюда. Магда Осиповна увидела, что и Арфа Иудовна, ее кумир, также смотрит ей прямо в глаза и весьма пристально.

— Странно, что тут говорить, если Его нет, — начала было она, но осеклась под обоими взыскующими взглядами. — Ну, это... да... я бы осталась против, ну а как же... как же можно быть «за» его догмы? — проговорила она, но глаза ее были при этом испуганными, какими-то недоумевающими.

— Отлично! — заорал вдруг массовик-затейник. — Молодцы! Конечно, только «против»! Однако вы не волнуйтесь, товарищ Магда. — Массовик-затейник доверительно нагнулся к ней и при этом подмигнул. — Нету Его! Откуда ж Ему взяться? Но судить мы Его будем. Как живого. Хоть и нет Его, а напортачил Он нам ух много. Ух и суд закатим!.. И это только начало. Идей-то, идей сколько! Мы откроем целую академию. Факультативную, без отрыва, так сказать... То есть она уже открыта, и даже выпускничок один есть. Ух хорош выпускничок! Я вам его сейчас покажу. И ваших учеников сквозь нее пропустим. Борьба против милосердия и жалости, долой доброту, долой благодарность! Хохочи надо всем!..

Тут даже товарищ Арфа испугалась, глаза выпучила, а товарищ Магда промямлила оторопело:

— Как «долой доброту»?

— Ну, су-да-а-ары-ни, надо же быть последовательными... — И тут массовик- затейник увидел, что его протяжное «сударыни» произвело на товарища Арфу еще большее впечатление, чем «долой доброту», ее аж скрутило.

— Ой, — воскликнул он, — пардону прошу, пардону! Это я, я нюх потерял! Заперевоплощался! Нижайше прошу прощения, товарищ Арфа. И ты, товарищ Магда, прости. Я ж к вам из старинного водевиля явился, даже костюмчик не сменил. А там сплошь сударыни и ни одного товарища. Зарапортовался. Ах, вы так побледнели, щас я водички!.. О, как я вас понимаю! Однако и вы хороши. Чего это вы так за добро-то вскинулись? Ладно бы кто. Я, кажется, о последовательности говорил. А где же она, ваша последовательность? Я вижу, что недоумение не сходит с ваших высокоученых лиц. А где же твердость позиции, почтеннейшие мои исторички-педагогички?

— Да что вы говорите такое? — наконец возмущенно выговорила Магда Осиповна. — Мы детей для того и воспитываем, чтобы они добрыми становились! Ну, это... ну, а как же! — И она поглядела на товарища Арфу, ища поддержки, но та со смесью какого-то ошеломления и испуганного восхищения взирала на массовика-затейника и, похоже, даже не слышала обращения к ней Магды Осиповны.

— Что вы их, детей то бишь, воспитываете, эту байку вы кому-нибудь другому расскажите, не мне, — серьезно и даже чуть насупившись, сказал гость. — Мне это неинтересно совсем. Я понимаю, я в курсе, что вы строите Светлый Мир, и я ли против этого! Но мир этот есть — бу-ду-щее. А в настоящем времени, пусть оно и не кинжальное уже, ведь корчевать надо. Корчевать! Всякое эдакое: пережиточки там дворянско-буржуйные и вообще. Корчевка — вот ведь ваше строительство. Разве вы разрушили уже весь мир до основания? Разве нет оскала классового врага? Бошки-то рвать ужель уже некому? Разве все буржуйские бошки уже оторваны? А кто ж, простите меня, их рвать будет? Добренькие, что ли, да жалостливые? Кто есть выкорчевщик-строитель? Одержимые! Причем же тут доброта и милосердие? Оно, конечно, сказать-то про них можно. Вскользь. Не скажешь — не подмажешь, не подмажешь — не поедешь... Но и понимать же надо, что это лишь слова. А кому ж это понимать, как не вам, дражайшие мои педагогички-исторички? Слово — словом, а дело... дело-то — делом. И делателями могут быть только одержимые. О, я вижу, ты меня понимаешь, товарищ Арфа. Старая гвардия всегда в строю. Так я вам сейчас продемонстрирую. Как это кого? Человека освободившегося. Выпускничок он нашей академии. Да он всегда со мной, он чует, когда я его вызываю. Прошу! — Массовик-затейник сделал широкий жест в сторону двери. И из-за двери появился мальчик. Мальчик как мальчик, только с недетски надменным и насмешливым взглядом. Губы массовика-затейника растянулись в радостной улыбке:

— Рад приветствовать тебя, малыш, и, надеюсь, что мою радость разделят сейчас два товарища — Арфа и Магда. Знакомься.

Но мальчик отчего-то насупился и с неприязнью сказал:

— Я уже предупреждал тебя, что, если ты еще раз назовешь меня малышом, я размозжу твою безпамятную башку!