Петров Александр - Неофит в потоке сознания

Здесь я подсознательно учился у тестя тому, чему не сумел научить родной отец – суровому, трудовому терпению, любви к работе, как к способу выживания и важнейшему приоритету в жизни. Будучи разумным человеком, Алексей Иванович не мог не видеть в каждом человеке, и конечно, в членах семьи недостатки, неадекватные поступки и даже подлость, порой, но молчаливо носил в себе такой запас мужественной любви, который позволял ему всё прощать и беречь близких, не отвечая обидой на обиду, злом на зло. Этот мужчина был выше мелких бытовых дрязг и, как ломовая лошадь, тащил и тащил на себе тяжелый воз ответственности за людей.

Случалось тестю в такие вечера защищать меня от женских нападок и поддерживать в тяжелую минуту. Каждый раз во время застолья наступал момент, когда третья рюмка вина полностью отключала психологические тормоза наших дам и развязывала языки. Не однажды темой для дискуссии становилось моё посещение церковных служб. На самом деле, с некоторых пор у меня вдруг появилась потребность зайти в храм, подать записки, обойти иконы, зажечь свечи, постоять в благоуханной тишине и почувствовать, как внутри всё успокаивается. Проходит смятение и страх, которые оказывается, живут в душе и вроде занозы ноют и приносят тягучую боль.

Поначалу я просто удирал от шума и тоски в церковный мир покоя и тишины. Как-то незаметно исчезала смута в душе и появлялась, казалось, беспричинная уверенность в том, что всё у нас будет хорошо. Меня и это вполне устраивало. Но только однажды обратил я внимание на очередь к священнику, подошел к «крайнему» и привычно спросил, как покупатель в ГУМе:

– Простите, за чем стоим, и что дают?

– Стоим на исповедь, – ответил старичок с редкой седой бороденкой и веселыми глазами, – а дают здесь отпущение грехов.

– Советуете?

– Настоятельно, молодой человек.

Ладно, пристроился в конец очереди, выстоял как положено, подошел к священнику и ляпнул первое, что пришло в голову:

– Святой отец, я не знаю, зачем тут стою, только чувствую, что мне это нужно.

– Ты католик?

– Нет, православный. Бабушка меня в детстве крестила и в храм водила, пока были силы.

– Тогда называй меня батюшка или отец Виктор.

– Простите, батюшка, не знал.

– Ничего, со временем всё узнаешь. А сейчас давай я тебя исповедаю.

– А как это?..

– Просто отвечай на вопросы. Ты человека убивал? Блудил? Воровал? Завидовал? Врал?

Я вспоминал прошлое и, запинаясь, отвечал «да» или «нет».

– Водку пил? Курил? Наркотики принимал? Посты соблюдал? В среду и пятницу постился?

Я почувствовал замешательство, но взглянул на отца Виктора – он слегка улыбался – и понял, что врать этому человеку, или стыдиться его – не имеет смысла. Он и без моих ответов всё наперед знает, будто насквозь видит. …Ну, и меня прорвало, и стал я рассказать о своих преступлениях и подлостях, которые натворил за всю жизнь. Отец Виктор кивал головой и внимательно слушал. Потом нагнул мою голову, накрыл лентой с крестами и прочел молитву. Я понял, что грехи он мне отпустил. Потом он поднял с аналоя и протянул металлический Крест, книгу Евангелия и я прикоснулся к ним сухими от волнения губами.

– Ну вот и молодец, Михаил. Все названные тобой грехи тебе прощены и отпущены Господом Богом. Ты пойди сейчас к свечному ящику, – он показал рукой на стойку, где я покупал свечи и подавал записки, – купи книжку о первых шагах в храме, почитай. Перебери свою жизнь год за годом, выпиши на листок бумаги грехи за всю жизнь и в следующую субботу приходи на генеральную исповедь. Четыре дня, начиная со среды, попостись, а в воскресенье приходи натощак, мы тебя причастим.

Отошел от аналоя и согласно батюшкиному благословению, встал в очередь к свечному ящику и принялся издалека выбирать, что бы мне купить. К нам подошла необычная пара – женщина лет за пятьдесят и девочка-даун, вечный ребенок, с безумным, веселым лицом. Видимо по привычке, женщина прошла без очереди к продавщице в черном сатиновом халате и протянула деньги за свечи. В это время девочка поравнялась со мной, приветственно улыбнулась, коснулась моей руки своими пальчиками, не знавшими ничего кроме мягких игрушек и слегка подпрыгнула от радости. Я улыбнулся ей в ответ и слегка кивнул, но та уже переключилась на старичка впереди меня и его одарила своей безумной радостью. Мне почему-то подумалось, что вот передо мной абсолютно счастливый человек, пусть больной, неспособный к интеллектуальной деятельности, да и вообще мало на что способный, но – счастливый!