Петров Александр - Летящий с ангелом

Света внимательно слушала, кивала и спокойно накрывала на стол. Оля освоилась и с мягкой улыбкой рассказывала, погружаясь в воспоминания. Я тихонько творил Иисусову молитву и чувствовал, как мир невидимо разливается по нашей маленькой кухоньке, по нашим сердцам.

— Особенно он возился с иконописцами. Макс владел какой-то особой техникой византийского письма. У него была коллекция красок, которые он сам готовил по старинной технологии из драгоценных камней. Они, наверное, стоили жуткие деньги. Так эти волосатые-бородатые иконописцы так и крутились вокруг него. А он им раздавал краски даром. И еще иконные доски раздаривал. А их Максим по полгода сушил, клеил и левкасил.

— Вот оно как, — воскликнул я. — Так Максим еще и иконописцем был, оказывается.

— Да, он и в церковь ходил и по монастырям ездил, — кивнула Оля. — Я, признаться, сильно ревновала Макса. Когда он уезжал кого-то спасать, я ревела, злилась, дуреха. Раз даже истерику ему закатила. А он только извинялся и голову опускал, как мальчишка. Как же ему, наверное, тяжело приходилось с такой эгоисткой. В нашей семейной паре он любил, а я лишь принимала любовь. Сейчас мне ужасно стыдно за себя. Да видно, поздно.

— Нет, Оля, не поздно, — сказал я. — Любовь только начинается здесь, на земле, и никогда не кончается. Твой покойный муж перешел в мир, где нет суеты. Там любовь — это как здесь воздух: везде и всюду. Максим не умер, не растворился в пустоте — нет! Он жив и сейчас. Может быть, он слышит каждое наше слово. У нас есть одно верное средство, чтобы общаться с нашими покойниками — это молитва. Она может преодолевать тот барьер, который разделяет наши миры: земной и небесный. Начни молиться за упокой его души и ты почувствуешь, как он стоит рядом и радуется каждому твоему слову. Понимаешь, одиночество — это обман. Мы никогда не бываем одинокими. Рядом с нами всегда Бог, Пресвятая Богородица, святые, ангелы и наши возлюбленные. И всех нас соединяет молитва. Живой нитью, которая и здесь и там.

Пока я говорил, на кухню вошла мама: «Не помешаю?» — «Что вы, Елена Григорьевна, милости просим», — невестка придвинула стул. Мама присела к столу. Света налила свекрови чаю, бережно протянула чашку и придвинула блюдце с печеньем: «На здоровье». Моя старушка пила чай и с доброй улыбкой слушала разговор. Она умела не привлекать к себе внимания. Вот и сейчас просто сидела, прихлебывала чай и молчала.

— Какие вы счастливые, что у вас все это есть, — прошептала Оля. — Мне так хорошо с вами.

— А ты приходи к нам в любое время, — сказала Света. — Гость в дом — Бог в дом.

— Правда? Можно? — улыбалась Оля.

— Конечно, Оленька, — кивнул я. — А мы обещаем, что с сегодняшнего дня будем молиться и за тебя и о упокоении твоего мужа.

— А мне с чего начать? — спросила Оля. — Я ведь ничего не умею.

— Начни, как все, с «Отче наш», — сказал я. Сбегал в спальню за молитвословом и протянул Оле: — Вот, видишь, это на церковно-славянском, а вот — на русском. А вот тут молитвы за упокой. Просто читай перед сном и утром, как проснешься. А в субботу мы тебя приглашаем в церковь. Там тебя отец Сергий исповедует, и ты сразу ощутишь вкус новой жизни. И поверь, эта новая жизнь все изменит к лучшему. Потому что Господь — это Бог любви и света.

Атмосфера на кухне была очень приятной. Черная беда, с которой пришла Оля, исчезла. Ее будто вытеснил свет любви. Женщины заговорили о чем-то житейском. Но это неважно, о чем они говорили, все равно в переводе их слова звучали так: мы любим друг друга и поможем всем, кто нуждается в нашей поддержке. Я смотрел на мою Свету, у которой в золотистых волосах снова заплутались солнечные лучи; на старенькую маму, кроткую и добрую; на Олю, утешенную в горе. Смотрел на этих женщин, которых любил, каждую по-своему, и подумал, а ведь у них даже имена похожие. Светлана по-славянски, Ольга по-варяжски, Елена по-гречески — означают одно и то же: огонь, свет, факел. То есть, огонь, дающий свет. Так что находился я среди трех светильников, и хорошо мне было с ними.

Вечером мы со Светой встали на молитву. Обычно мы читали молитвы по очереди: одну она, одну — я. Признаться, раньше я с трудом заставлял себя встать на правило. А с тех пор, как у меня поселилась Света, я стал ожидать этого момента: вместе молиться не только легче, но и радостнее. В такие минуты я был счастлив в самом высоком смысле слова. Я чувствовал невыразимое благодатное единение с моей возлюбленной. Мы были вместе, как в детстве, когда держались за руки и… летали. Совместная молитва и стала нашим полетом: мы отрывались от суеты и взлетали душой в Небеса.