Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

Когда минут пять спустя мы вышли на улицу и я - еще слегка смурная от пережитого шока - с досадой попеняла ему за идиотское лихачество, он успокоил меня, объяснив, что, мол, так уж устроена наша психика: люди в упор не видят того, что у них перед глазами, если оно хоть чуть-чуть не вписывается в привычную им картину мира, - так что мы с ним, в сущности, ничем не рискуем.

Он был прав. В день Владова шестидесятишестилетия - помню, я так ждала этой даты, готовилась, обдумывала подарок!.. - захожу по-свойски, без стука, в его кабинет… и с изумлением вижу, что попала в самый разгар застолья: компания из трех веселых деканатских теток (с размякшей Елизаветой Львовной во главе) вальяжно расселась вокруг нашего стола, на тарелке у каждой - мощный кусок бисквитного торта с кремом и розочками, и все за милую душу хлещут наш любимый коньячок «Хеннесси». Вот так сюрприз!.. Не успела я в испуге отступить за дверь, как дамы приветственно замахали руками, вразнобой заорав: - А вот и наша студенческая братия!!! - от выпитого у них, видимо, множилось в глазах, - и с оскорбительным либерализмом пригласили меня к столу; я нехотя повиновалась, не сообразив спрятать за спину свой подарок - нежную бледнорозовую орхидею, упакованную в изящную картонную коробочку с прозрачным целлулоидным окошком.

Орхидея, как известно, цветок агрессивно сексуальный и, я бы даже сказала, провокационный; однако истинного смысла подарка никто, как ни странно, не заподозрил - хотя я торжественно вручила его новорожденному прямо на глазах у изумленной публики; а уж когда я, расшалившись, чмокнула Влада прямо в бледнорозовые, почти в цвет моей орхидеи, губы, дамы вообще пришли в полный восторг: Елизавета Львовна, тщетно пытавшаяся хранить на лице строгость, не смогла сдержать благосклонной улыбки, секретарша Людочка захохотала и звонко зааплодировала, - а толстая, румяная Ольга Валентиновна, которой, на мою беду, вздумалось усесться за пиршественный стол бок о бок с Владом, и вовсе разошлась - одобрительно похлопала меня ладонью по заду и закричала игриво: - Так, так! А теперь зачетку ему подставляй, зачетку!!! - Вот дуры-то, с тоской думала я, глядя на их добродушные, простецкие, по-банному раскрасневшиеся лица, - дуры, и шутки у вас дурацкие: не могли придумать ничего остроумнее, чем выставить моего Влада объектом мелкой студенческой проституции - каковым он, в общем-то, и был, но только не в моем, не в моем случае, старые пошлячки!..

Но правильно говорил Влад, что никто не замечает очевидного: думаю, этим глупым теткам и в кошмарном сне не могло привидеться, что их уважаемого коллегу, без пяти минут доктора наук, может связывать с обычной студенткой-пятикурсницей нечто большее, нежели сухой росчерк в зачетной книжке, - ну, в крайнем случае, совместная работа над «практическим» отчетом… Что же до опасного совета Ольги Валентиновны, то я из чистого милосердия не стала шокировать ее признанием, что «отл» по патопсихологии автоматом - или, лучше сказать, аутоматом - поселился в моей зачетной книжке давным-давно, и это был не акт купли-продажи, а дар любви.

(К слову сказать, я и практику сдала на «отлично». Свой многострадальный отчет я озаглавила «История О.»; помнится, увидав это, профессор ухмыльнулся, покачал головой - и в тот же вечер отхлестал меня резиновыми прыгалками своего трехлетнего правнука Никиты - славного мальчугана, с которым я, по счастью, не была знакома лично, зато многое о нем слышала. По субботам его привозили Владу «на подержание», - и шаловливый, резвый бутуз носился со скакалкой по всей квартире, беспечно игнорируя занудливые дедулины доводы и вынуждая того потом с виноватым видом оправдываться перед разгневанными соседями, на головы которых (дом был старый, сталинский и нуждался в капремонте!) периодически сыпалась штукатурка. Этот чертов правнук был постоянным персонажем моих ночных кошмаров: мы с Владом один на один в его кабинете… действие развивается… и вдруг, в самый интересный момент, в комнату врывается, топая ножонками, краснощекий мальчуган с радостным воплем: «Здластвуй, дедуска!!!» - и шестидесятипятилетний «дедуска», еще секунду назад мужчина в полном соку, принимается умиленно гулить, ворковать и сюсюкать, вытянув губы трубочкой и забыв обо всем на свете, а я никак не могу найти свою одежду и не знаю, куда деться от стыда. Впрочем, дед и наяву обожал внука до беспамятства. - Умнющий пацан, - с придыханием говорил он, накручивая зеленый каучуковый жгут на свою узловатую кисть, - всего три года, а уже знаком с Достоевским - правда, пока только в комиксах.)