Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

Теперь возмутилась я: уж чего-чего, а заснуть на лекции я за все эти годы ни разу себе не позволила, - то были, как сказал бы Гарри, «грязные инсинуации». Влад нетерпеливо помахал рукой:

- Хорошо, хорошо (то есть я хочу сказать «ладно», а вовсе не оценить ваш ответ «четверкой», как вы, не дай Бог, подумали!). В таком случае, дорогая, вы должны не хуже моего знать, что телесная память - так называемый навык , - способна дать сто очков вперед памяти сознательной. Приведу пример. Вот вы, скажем, наверняка проходили в школе стихотворение Лермонтова «Кавказ». А между тем, если я попрошу вас сейчас процитировать хотя бы строфу, вы навряд ли сможете выполнить мою просьбу. Нет, вовсе не потому, что зубрили из-под палки. Просто человеческая память, как и компьютерная, ограничена в объеме, - а, значит, мозг вынужден постепенно избавляться от лишней информации; если бы это было как-нибудь не так, произошла бы перегрузка, и мы с вами потеряли бы рассудок. В клинической практике нередки случаи, когда именно так и происходит - если участок мозга, ответственный за процесс «отсева», редуцирован или поврежден.

Между тем опыт динамического характера - такой, как, скажем, умение кататься на велосипеде или коньках, - откладывается в подсознании навечно, и, даже если мы годами не вынимаем его оттуда, при первой же надобности наше тело совершает необходимые действия как бы само собой, словно получило необходимый навык только накануне. Так пальцы пианиста, даже если он долгое время не упражнялся в музицировании, «вспоминают» нужные движения, едва прикоснувшись к клавиатуре; если бы это было как-то иначе, мы никогда не услышали бы того множества чудесных музыкальных произведений, которые сегодня радуют наш слух: ведь ни один человек, даже самый способный, не в состоянии удержать в сознании столь сложную последовательность динамических действий, какая требуется для игры (не только на фортепиано, но и на любом другом инструменте!).

А теперь проведем небольшой эксперимент. Вот скажите-ка, Юлечка, в какую сторону поворачивается у меня вентиль холодного крана - вправо или влево?.. Не помните?.. Хе-хе, то-то же. А теперь встаньте-ка и подойдите к раковине. Подошли?.. А теперь поверните вентиль. Оп!.. Молодец!.. Видите, пошла вода. При этом вы даже и не задумались о том, куда крутить: просто повернули - и все. А между тем еще секунду назад вы даже под пытками не смогли бы припомнить направление движения, необходимое для того, чтобы достичь избранной вами - мною - цели. Вот это, Юлечка, и есть динамический стереотип. Итак, согласно изложенной мною только что теории, стоит мне только оказаться на льду, как мое тело самостоятельно, без участия сознания, вспомнит, как надо себя вести…

Сделав этот утешительный вывод, Влад удовлетворенно замолчал и несколько секунд прихлебывал чай, успевший уже слегка остыть.

Но, видно, тема коньков (а, может, коньяка?) разбудила в нем ностальгические настроения. Аккуратно выключая компьютер, убирая в шкафчик дочиста вымытую посуду, одеваясь, покидая со мною об руку кабинет, а затем и само пустынное здание (за разговорами мы и не заметили, как стемнело!), медленно и мучительно двигаясь к трамвайной остановке, расположенной над уровнем моря едва ли не километром выше, нежели мраморное факультетское крыльцо, профессор Калмыков балаболил и балаболил, не замолкая ни на секунду и, видимо, с головой погрузившись в аутобиографические воспоминания: сперва о катке («…и вот, помню, зимний вечер, тьма вокруг, хоть глаз выколи, - только два огромных фонаря с противоположных сторон освещают широкое белое ледовое пространство; а там, где световые круги смыкаются, краями цепляя друг друга, стоит Она - такая прелестная: белая вязаная шапочка, шарфик в серо-красную полоску, коротенький полушубочек, клетчатая юбочка-гофре, а на ножках - коньки…»), затем - о первом поцелуе, случившемся во время лунной прогулки по набережной Москва-реки, - а потом и о самой цели нашего маленького путешествия: памятнике Грибоедову, который, пока мы добирались до него, из неоспоримой культурной ценности успел превратиться в место встреч и дружеских попоек абитуриента, студента, аспиранта, доцента и, наконец, профессора Калмыкова со товарищи.

Уж и не вспомнить, что за спектакль давали в тот вечер в театре «Современник» (тоже, кстати, пиковом месте Калмыковской жизни!), - но, так или иначе, к десяти часам вечера на остановку валом повалил народ - еще не до конца остывшая зрительская масса. Косвенным образом это обстоятельство и заставило, наконец, Влада замолчать. Когда пять минут спустя мы, вслед за прочими желающими, поднялись в салон трамвая, нам на двоих досталось, как выразились бы мои родители-«физтехи», «одно и только одно» свободное местечко; видимо, боясь утратить и эту вакансию, профессор с кисленькой улыбочкой предложил мне устроиться у него «на коленочках». К вечеру я всегда чувствую себя уставшей, так что, при всей моей девичьей стыдливости, отказаться было бы неконструктивно; я уселась, Влад сцепил руки замком на моем животе - и больше до самого конца пути не произнес ни слова, лишь время от времени я ощущала затылком его теплое, чуть влажное дыхание, а при особо резких остановках он утыкался носом в мои волосы… Народ уже давно рассосался, опростав места, но мы оба из какой-то странной неловкости не осмеливались шевельнуться - и опомнились, лишь когда пришла пора выходить.