Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

Мораторий был нарушен в день Гарриного семнадцатилетия, когда Оскар Ильич, на самом-то деле всегда свято помнивший эту дату (и даже, кажется, подобно Штирлицу, несколько раз запершийся в туалете на крючок, чтобы отметить ее в одиночестве рюмкой водки!), передал мне, официально приглашенной на вечеринку, подарок для брата: огромный, тяжеленный полиэтиленовый сверток, прочно перевязанный бечевкой, под перекрестье которой была втиснута стандартная почтовая открытка о трех розочках. То был январь; как раз накануне ударили морозы, дорогу сковала гололедица, и я еле дотащила подарок, даже не подозревая, что у него там внутри, - но, когда мы с Гарри развернули сверток, я сразу узнала дядины учебники по психологии; счастливый виновник как увидел их, так упал животом на диван и начал дико хохотать. Я, донельзя уставшая, злая как черт, холодно поинтересовалась, чему он, собственно, так радуется; утирая слезы, брат ответил, что, видимо, носить эти злополучные книги туда-сюда - моя карма, и что нынешней весной он, пожалуй, подарит их дяде Осе на день рождения - нарочно, чтобы не лишать меня удовольствия в третий раз перевезти их через пол-Москвы...

Угрозы своей он, конечно, не выполнил, напротив, - в день «икс» появился на пороге нашей квартиры в одном из лучших своих костюмов, держа на отлете роскошный букет чайных роз. Подарок тоже оказался вполне на уровне: «Паркер» с золотым пером и дорогой органайзер. Весь вечер Гарри блистал светским обхождением, выказывая бывшему отчиму прямо-таки сыновнюю почтительность, - так что даже мама, с давних пор считавшая «Игорька» весьма сомнительной личностью, сменила гнев на милость, признав, что уж в чем-в чем, а в умении вести себя ему не откажешь. И лишь одна я знала правду. Не далее как на днях моего названого брата вдруг осенила мысль, что призвание призванием, деньги деньгами, а подумать о высшем образовании все-таки не мешало бы; а, так как выбор вуза был ему абсолютно безразличен - «Я - профессиональный иллюзионист…», - то он и предпочел путь наименьшего сопротивления, решив подольститься к Оскару Ильичу, у которого, кажется, еще со времен аспирантуры остались кой-какие связи на психфаке МГИПУ. От армии Гарри давно и благополучно отмазался (тоже благодаря связям - на сей раз тети-Зариным!), а, значит, вполне мог позволить себе роскошь стать гуманитарием.

Он не прогадал. Это я, Гаррина душеприказчица, знаю, как ловко мой братец умеет имитировать любые чувства - от ледяного презрения до восторженного обожания, - но бедный дядя Ося, давно отвыкший от уважения - да что там, просто от человеческого отношения к себе! - был не на шутку тронут; а, узнав, что «сынок» (он упрямо продолжал так его называть!) решил пойти по его стопам, даже прослезился. Стоит ли говорить, что он с блеском выполнил свою задачу: благодушные профессора, принявшие «Осеньку» и впрямь по-отечески, приветствовали «мужское пополнение» в своей альма-матер с таким энтузиазмом, что Гарри, по-моему, даже к экзаменам готовиться не пришлось. Осенью счастливый отчим получил очередной букет роз - уже не от абитуриента, а от студента Гудилина; а тут вдруг новый поворот: один из почтенных профессоров, узнав о бедственном положении бывшего аспиранта, пообещал тому содействие в трудоустройстве - и тут же, с ходу, предложил вакансию у себя на кафедре. В общем, было похоже, что прихотливая фортуна вновь поворачивается к дяде лицом...

Почему же он все-таки уехал? Мы так и не поняли. Просто в один прекрасный вечер мне, вернувшейся «из гостей» (из Гудилин-холла!), показалось, что в квартире будто чего-то не хватает; я долго не могла сообразить, чего же именно, пока, наконец, начав переодеваться, не открыла дверцу платяного шкафа: ба! - верхняя-то полка, где раньше лежали дядины вещи, пуста!.. Я забегала по квартире: и точно - нет ни тапочек, ни знаменитых клетчатых баулов, ни даже облезлой зубной щетки в стакане над раковиной, пепельница чистая… Что такое?.. Спустя час пришли с работы родители, но не прояснили ситуацию, как я надеялась, а только были удивлены не меньше моего: они уверяли, что в тот день и словом не успели перемолвиться с Осей, - а, стало быть, едва ли могли чем-то обидеть его или унизить. Позвонили в Воронеж, - но и дедушка Илья, хоть и с нетерпением ожидавший сына, приславшего телеграмму «Еду домой тчк жди», знал не больше нашего. В общем, тайна, покрытая мраком... Правда, задним числом я вспомнила, что, когда сидела у Гарри, произошел странный эпизод: зазвонил телефон, брат снял трубку, сказал «Але», послушал минуты две-три, - а потом в своей излюбленной снисходительно-ленивой манере витиевато выматерился, после чего спокойно вернул трубку на рычаг. Господи, да уж не был ли то Оскар Ильич?!.. Но спросить я так и не решилась…