Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

Гарри засмеялся.

- Ну-ка, ну-ка, - проговорил он, хмуря брови и делая вид, что внимательно изучает вымазанное гущей нутро джезвы, - что у нас тут?.. О-о-о, король-олень!.. Любовь у нас с тобой будет, Юлька, большая любовь! - и с неожиданной досадой отправил сосуд-сплетник в раковину. А я и не поняла бы, что его так расстроило, если бы он вдруг не заговорил совсем другим тоном. Эх, Юлька, сколько же кретинов на свете! И как это все получилось?.. Само, почти без его участия: сперва были невинные фокусы со сковородками, праздно-стебные разговоры о венцах безбрачия, полушутливое «наложение рук», под которые охотно подставляли свои глупые головы как отчим, так и мама; потом невесть откуда начали возникать подруги и коллеги Захиры Бадриевны, то и дело забегавшие на огонек и, даром что медики, дивившиеся чудесному облегчению головных и прочих болей; за ними потянулись их пациенты, знакомые пациентов, знакомые знакомых пациентов… словом, он и сам не заметил, как вокруг него сплелась целая клиентурная сеть, - а, когда понял, во что ввязался, было уже поздно что-то объяснять, да и деньги потекли ручейком…

- Ты хоть чувствуешь, что пьешь?.. Мокко! Элитный сорт, такая дороговизна!..

Помнится, однажды его угораздило: не выдержал, понимаешь ли, бремени лежащей на нем ответственности, решил облегчить душу, открыв свое истинное лицо хотя бы родной матери. Короче, в один прекрасный день он подошел к ней и честно рассказал все: что много лет дурил их с Оскаром Ильичом, что нет у него никакого «дара», и тд, и тп… При этом он, кретин, рассчитывал если не на сочувствие, то хотя бы на понимание. Но Захира Бадриевна попросту отказалась ему верить, безапеляционно заявив, что он, дескать, «перетрудился», и что неплохо бы ему выпить валерьяночки и как следует выспаться. Тогда Гарри, которого, что называется, «переклинило», решил перейти от щадящей терапии к жесткой хирургии: в очередной раз произведя перед мамой знаменитую «левитацию сковороды», он продемонстрировал ей то, о чем до сей поры знала только я - мускулы на ладони и магнит… Увы! Реакция тети Зары была неожиданной и удручающей! Недоверчиво повертев в руках увесистый кругляш, она смущенно сказала: «Ну, конечно, может быть, ты действительно начинал с простых фокусов, но со временем-то у тебя все равно развился настоящий дар!»

- Ну, и о чем с ними говорить после этого?.. - сокрушался Гарри. - Одна ты, Юлька, у меня и осталась…

Кстати, заметила ли я, что с его лицом что-то не так?.. Оно как будто слегка изменилось, правда?!

Еще бы не заметить; а в чем дело-то?..

Да просто он, Гарри, вот уже около года тренирует лицевые мышцы, как когда-то в детстве - пальцы и ладонь: его идеал - пластичная маска, способная мгновенно принимать любые формы. Зачем?.. Да чтобы производить еще большее впечатление на дураков… Запомни, Юлька, основной закон жизни: сначала ты работаешь на иллюзию, а потом она на тебя, - и в любом деле самое главное это вывеска и реклама. Поняла?..

- Во всяком случае, пытаюсь, - пролепетала я, потрясенная его исповедью.

7

Все-таки жесток человек: не прошло и недели, как Гудилины вернули нам дядю Осю, а наше семейство уже помыкало им вовсю - и даже папа с его болезненной деликатностью очень скоро и незаметно для себя привык пользоваться услугами забитой и безотказной Золушки в штанах, на чьи узкие плечи постепенно легла вся черная работа по дому. Она чистила ковры, размораживала холодильник, мыла посуду, по нескольку раз на неделе драила полы, раковину и унитаз, - а, если кому-то из нас вдруг приходила охота распить бутылочку пивка или погрызть фисташек, не возникало вопроса, кто именно влезет в раздолбанные кроссовки и побежит до ближайшего ларька. Грешно так говорить, но в какой-то мере это было справедливо - в конце концов, мы ее к себе не звали…

Вновь привыкая к унизительной позе приживала, Оскар Ильич стремительно опускался. В свои тридцать семь он выглядел едва ли не пятидесятилетним - отчасти из-за того, что ухитрился как-то очень быстро растолстеть и обрюзгнуть (похоже, тетя Зара держала его в черном теле!), отчасти оттого, что из какого-то дурацкого «принципа» совсем перестал следить за собой - и, видно, сам не заметил, как его редкие, начинающие седеть патлы уныло свисли на плечи, усыпав их перхотью, на затылке образовалась небольшая проплешина, а под мышками любимого свитера («говнистого», как говорила мама, цвета) зазияли чудовищные дыры. Зато гордость его оставалась нетронутой, - и вот каждое утро он, все из того же «принципа» не желавший участвовать в семейных трапезах, поднимался спозаранку, чтобы собственноручно поджарить себе яичницу на той самой злополучной «холостяцкой», дождавшейся, наконец, своего истинного хозяина. Кто знает, не напоминала ли она ему еще о чем-нибудь?.. Конечно да; но дядя ни разу не заикнулся об этом, упрямо делая вид, что и думать забыл об утраченном семейном счастье.