Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

. Единственной барышне на курсе - чертовски симпатичной, кстати! - не составило, помнится, труда сменить общежитскую койку на роскошную двухкомнатную квартиру в Замоскворечье, где она вскоре и прописалась. Видимо, сей элегантный трюк не на шутку вскружил голову доверчивому Осе, - и вот несчастный болван, вчерашний «дембель», уже мчится, шумно дыша и разбрызгивая лаптями грязь, за своей удачливой сестрой, нисколько не сомневаясь, что в столице его ожидает столь же легкий успех… Тут мама, чувствуя, что, наконец, дошла до кондиции, плюхается на диван, пристраивает телефонный аппарат к себе на колени и яростно принимается накручивать номер ЖЭКа / узла МГТС.

А разговор продолжает отец (Константин Свиридов). Это добрейший, деликатнейший человек, настоящий интеллигент, - и его свидетельства, очищенные от маминого цинизма, запросто могут претендовать на объективность. В первые дни, рассказывает он, оригинальный гость напрочь отказывался распаковывать свои чудо-чемоданы - и на осторожные расспросы хозяев охотно пояснял, что, дескать, надолго-то у них не задержится. Так, «перекантуется пару-тройку месяцочков» - покуда, наконец, новые, интересные знакомства (Москва же все-таки!!!) не позволят ему скоренько обзавестись семьей и зажить собственным домом… Его оптимизм заражал. Все же зять настоял на том, чтобы шурину, пока он еще здесь, выделили постель, пару полотенец и персональную полочку в платяном шкафу; тот едва не расплакался от умиления и благодарности, однако и тут не забыл ввернуть, что, мол, все это - лишь временные неудобства.

К чести Оси, он старательно вел себя так, как и подобает человеку, живущему на птичьих правах - всегда гасил за собой свет на кухне, спускал воду в уборной, приглушал звук телевизора, когда шла его любимая передача «Очевидное-невероятное», до такого невнятного бормотания, что самим хозяевам делалось совестно, - и вообще был тише воды, ниже травы. Тут надо отметить, что, сам того не зная, злосчастный провинциал выбрал крайне удачное время для своего появления. Сестра его ждала ребенка, - и будущий отец, пуще всего на свете боясь взволновать ее или расстроить, на всякий случай заискивал и перед Антиповым-младшим. Лишь однажды он сорвался и позволил себе надерзить шурину, оборвав того резко, на полуфразе: то было, помнится, дождливым субботним утром за завтраком, когда глупый родственник, набив рот яичницей, в сотый раз повторил свое заезженное обещание, что, мол, не позднее, чем через полгода избавит гостепримных москвичей от своего присутствия. Блажен, кто верует!.. По необъяснимой причине - возможно, то был фатальный закон подлости, - Осе, как ни тщился он угнаться за сестрой, катастрофически не везло в личной жизни; и тут уж не помогало ничего - ни огромный ассортимент девушек на факультете, ни хитроумные приемы их соблазнения по Карнеги (самые глупые однокурсницы просекали их с ходу!), ни даже красивое имя Оскар, на которое он невесть почему рассчитывал, собираясь покорять столицу… Ловя себя на мстительно-злорадных чувствах, мой кроткий папа испуганно умолкает.

Зато сам Оскар Ильич - мы с ним часто видаемся на семейных вечеринках - вспоминает о том времени чуть не с восхищением. Ох и странные же люди эти москвичи! Зазвали в гости - говорили: «Живи, сколько влезет!» - сводили на Красную площадь - в мавзолей - зоопарк - Третьяковскую галерею - театр Советской Армии - парикмахерскую «Чародейка» - кафе «Шоколадница», что близ Парка Культуры… всего и не перечислишь, настоящая московская феерия!.. - а, когда он совсем было разнежился в лучах их любви, огорошили: стёрли с лиц ласковые улыбки - и выдали взамен такой волчий оскал, что в какой-то миг он даже усомнился - действительно ли эта парочка связана с ним, Осей, близким родством. Сомнение вспыхнуло с особой силой, когда на свет появился волчонок - маленькая Юлечка. Если до сих пор оборотни еще как-то ухитрялись держать свои звериные инстинкты в узде, то теперь все деликатности были забыты: никто больше не упрашивал его «погостить подольше», зять, Костик, натыкаясь на него утром в ванной, матерился, вместо того, чтобы, как раньше, ойкнуть и извиниться - и даже сестра - родная кровь! - словно с цепи сорвалась и то и дело огрызалась на него и рявкала. Сейчас-то он, профи, знает, как это называется - «постродовая депрессия»! - но в те страшные дни только и мог, что испуганно вжиматься в стену да пресмыкаться: - Маргошенька! Солнышко! Может, я чем помогу?..

С последним, правда, как-то глупо получилось... Как-то раз новоиспеченному дяде поручили присмотреть за ребенком; бедняга чуть с ума не сошел от гордости, - но после того, как я, при его молчаливом содействии, чуть не повесилась на паутине кроватки (в те дни дядя Ося, как на грех, готовился к сессии и умудрился «зачитаться» творением какого-то столпа отечественной психологии), его с позором отстранили от высокой миссии, передав ее в морщинистые, но опытные руки соседки по этажу. В ту пору супруги и принялись намекать Осе, что, дескать, неплохо бы ему перебраться в общагу - раз уж он до сих пор так и не сумел найти себе порядочную девушку с квартирой. Что правда, то правда, дамский пол на Осю не заглядывался, но ведь это еще не повод менять «сталинский» дом в центре Москвы на унылый захолустный барак.

Читать дальше