Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

Все это было, конечно, очень занимательно, но главный вопрос оставался открытым: что делать с дядей Осей и его вещами?.. Мама попыталась было прозондировать почву, позвонив Захире Бадриевне, однако вернулась в кухню с поблекшим лицом: осатаневшая свояченица, пожаловалась она, изъяснялась с ней в жесткой и грубой манере врача районной поликлиники, - что не на шутку покоробило маму, до сих пор знавшую «Зарочку» только с хорошей стороны. - У-у-у, - прокомментировал дядя Ося, - это знаете какой волк в овечьей шкуре!.. Неудивительно, что она первого мужа извела! Я еще вовремя спасся!..

Он был весел и даже шутил, чем привел трезвомыслящую маму в холодную ярость; она с горечью процитировала нам финальную фразу телефонного разговора с тетей Зарой - «Все хорошо, что хорошо кончается!» - разом, по ее словам, убившую в ней надежду на благополучный исход: ведь Захира Бадриевна, сама в прошлом провинциалка, так и не удосужилась прописать у себя Оскара Ильича. Однако дядя Ося успокоил маму: он, по его словам, знал Зарочку гораздо лучше нашего. Вот так у них всегда и бывает: с утра поругаются, а вечером бурный Зарочкин темперамент уже гонит ее просить прощения. Только вот нет, заявил дядя, уж на сей-то раз он ее проучит: баулы с бирками - это, пожалуй, перебор, так что, если мы не возражаем, он проведет у нас еще ночку?.. Мама скривилась, но не возразила.

После завтрака жизнь, казалось, потекла своим чередом: покончив с мытьем плиты, куда, в довершение всех бед, несколько раз успел сбежать утренний дядин кофе, мама заявила, что идет в гости к подруге. Папа, как обычно, удалился в спальню - упасть в обьятия глянцевых телезвезд. Оскар Ильич, оставшийся не у дел, подсел было к телевизору - и несколько минут старательно притворялся, что смотрит развлекательное ток-шоу; но, так как, в силу понятных причин, сосредоточиться на чужих проблемах ему не удавалось, то вскоре он сдался, убавил звук - и перенес ток-шоу в нашу гостиную. Все эти годы, - жаловался он плаксивым тоном изнемогающей в неудачном браке пожилой овцы, - над ним цинично, расчетливо и, увы, совершенно безнаказанно глумится утонченный садист... Это меня заинтриговало, захотелось услышать подробности. Увы, ничего особо интересного дядя рассказать так и не смог:

В том-то и беда, пояснил он, что, в сущности, ему и придраться не к чему: циничный мерзавец настолько хитер, что ни разу не выступил с открытым забралом, предпочитая мелкие, но подлые булавочные уколы. К примеру, взгляд - снисходительный, полный жалостливого презрения. Насмешливый тон. Подчеркнутое игнорирование его, Оскара Ильича, присутствия в те нередкие вечера, когда мать уходит на дежурство, а по дому принимается шастать очередная красотка в неглиже. Или даже несколько красоток сразу: гаденыш в этом деле весьма нечистоплотен, зато завел привычку демонстративно мыть руки после каждого рукопожатия с отчимом!.. За столом тоже выставляется напоказ холодная, брезгливая, молчаливая аккуратность: ни одна крошка хлеба, выпавшая из отчимова рта, ни одна случайная лужица кофе не остается без внимания - все идет в зачет… Одним словом, мерзавец.

- То ли дело ты, Юлечка, - льстиво сказал он, потрепав меня по макушке. - И за что только этим Свиридовым так повезло с ребенком!..

Увы!.. Все эти разговорчики ничуть не маскировали того факта, что Оскар Ильич, пожалуй, уже начинает сожалеть о своей горячности: каждые пять минут он нервно косился на телефонный аппарат, а однажды даже дернулся было к нему… - но тут же сделал вид, что из чистого педантизма поправляет справочники, стопкой лежащие на трюмо. Я услышала, как он тихонько бормочет себе под нос: «Ничего-ничего, позвонишь сама, никуда не денешься…» Но, видно, как бы он себя ни уговаривал, подспудная тревога нет-нет, да и пробивалась из подсознания наружу, ибо Оскар Ильич (теперь делавший вид, что просматривает текущую прессу) все чаще отбегал на кухню покурить. А, так как человек он был экономный, то вскоре вся наша квартира пропиталась тошнотворным ароматом «Пегаса». («Не гонялся бы ты поп, за дешевизной!» - бормотал под нос папа, с окостеневшей улыбкой Будды на лице внимая оптимистичным рассуждениям шурина о «маленьких хитростях семейного бюджета»).

- Голова что-то разболелась, - посетовал дядя Ося, вернувшись в гостиную после очередного зловонного перекура. - Кто бы полечил мне голову?..

Тут он, к моему изумлению, с ногами взгромоздился на тахту, где я мирно сидела в уголке, листая журнал «Наука и жизнь», - и, не успела я ничего сообразить, как его лицо уже утыкалось мне в колени; в следующий миг оттуда донеслось сдавленное: «…возложи руки мне на затылок!..» Я нерешительно повиновалась, с трудом сдерживая брезгливость, - блекло-рыжие волосы дяди оказались неприятно мягкими и влажными на ощупь (стояла жара). Несколько минут прошло в сосредоточенном молчании; я боялась шевельнуться - не так давно в переполненном вагоне метро меня прижал почтенный орденоносный ветеран, и с тех пор я относилась к мужчинам с подозрением. Хорошо еще, что Оскар Ильич лежал спокойно, расслабившись, и ровно, глубоко дышал. Наконец, ему надоело: