знающий большего счастья, чем тот единственный лучик солнца, предназначенный для него
одного.
Спустя много месяцев они еще не были физически близки, несмотря на то, что провели не
одну ночь вместе. Их сексуальное влечение поглощалось постоянным общением, что со стороны
можно было подумать, будто они были братом и сестрой; и лишь иногда, когда скопившееся
напряжение требовало немедленного выхода, они затихали от смущения и обменивались долгими
и нежными поцелуями. "Вечное лето", - произнесла как-то Готель, выходя на балкон. Время для
них словно остановилось. Даже когда Раймунд отбывал с делами в Тулузу, Готель не могла
отделаться от ощущения их общего единения. Порой она не выдерживала столь сладкого бремени
и нагружала себя излишней работой, чтобы после иметь возможность вновь ощутить прилив сил и
удовлетворения от жизни. Она даже думала завести детей, у которых был бы дом и родители. Они
не просыпались бы от холода в трясущейся повозке, а засыпали в своих кроватках под ласковые
песни их матушки.
- Может нам завести детей, - задумчиво сказала Готель, лежа в траве, и подняла вверх одну
руку, разглядывая на фоне неба свои ногти.
- Я сам еще ребенок, сеньорита, а когда дети заводят детей, это, как правило, не приводит ни к
чему хорошему, - отозвался гуляющий по поляне Раймунд.
Он остановился над её головой и протянул ей букет полевых цветов.
- Зачем вы это сделали? - приподнялась на локти Готель.
- Что? - растерялся маркиз.
- Сорвали их, - ответила она и встала с травы.
- Я подумал, вы будете рады, - сказал он и посмотрел на цветы.
- Мой дорогой, милый друг, я не могу радоваться, видя, как вянут и умирают цветы, - чуть не
прослезилась Готель, - оставьте же их!
- Но это же просто цветы, - погас маркиз.
Готель загадочно подманила его пальцем и, когда тот наклонился ближе, леденящим тоном
прошептала ему на ухо: "Это дети солнца". Отступив на два шага назад, все еще утверждающе
кивая, она неожиданно рассмеялась и понеслась по поляне, как ветер:
- Ну, что же вы Раймунд, сгубили наши чада! - все больше заливалась от смеха Готель, и
маркиз, который пока никак не мог привыкнуть к подобным шуткам своей возлюбленной
италийки, бросил букет и побежал на неё.
- Пожалуй, таких актрис я прежде не встречал, но берегитесь! - кричал Раймунд, пытаясь
изловить, мечущуюся по поляне, Готель, - иначе я вас поймаю и тогда!
- Что? - смеялась нагоняемая маркизом девушка.
- Теперь увидите! - победно заявил он, когда, наконец, заключил беглянку в объятья.
- Что, - смущенная и задыхающаяся от волнения произнесла та.
- Что, - зараженный её смущением, повторил Раймунд.
Он почувствовал на своей шее её дыхание, частое и прохладное; её сердце колотилось, как
сердце заигравшегося котенка, и её серые глаза еще бегали из стороны в сторону, в поисках путей
отхода.
- Надеетесь сбежать? - спросил он, заглядывая ей в глаза.
- Нет, - растянуто и тихо произнесла она, но спустя одно лишь мгновение, едва заметив, что
её юный друг потерял бдительность, выскользнула из его объятий и снова сбежала по траве.
В тот день, среди душистых полей и порхающих над цветами бабочек, среди шума листьев,
ветра и птиц, между ними произошло нечто большее, чем просто поцелуй.
Когда Раймунд отсутствовал, Готель устраивала себе почтовый день. Она активно
переписывалась с Констанцией, делясь с ней разными новостями или просто личными
переживаниями. Что касается Сибиллы, то очень долго после отъезда с Сицилии, Готель не
решалась отправить ей даже пару строк. Возможно, она чувствовала свою вину, покинув подругу,
и потому боялась услышать это. Она боялась услышать, что Сибилла несчастна, что ей не хватает
рядом кого-то, кто мог бы её поддержать, и Готель из сердоболия пришлось бы покинуть
любимого, чтобы служить слезной подушкой подруге в её несчастном браке. Но к своему
облегчению, ближе к осени она получила от Сибиллы короткую весточку, что та, хоть и сильно
раньше срока, родила Рожеру сына, коего окрестили Генрихом. На что Готель снова не знала как
реагировать; следовало ли поздравить подругу или наоборот, посочувствовать ей. И таким
образом, переписка с Сицилийской подругой так и не легла в должные русла. И совершенно
противоположно сложилось общение с Констанцией, депеши от которой приходили с
впечатляющей регулярностью. Готель старалась быть искренней в своих письмах, но о том, чем
Читать дальше
