Иртенина Наталья - Культурный слой

В общем, завоевывать нас они не торопились. И им, и нам было ясно, что к зиме они возьмут нас измором. Кое-кто из наших уже поглядывал на Крепость с интересом определенного рода. У многих туда ушли жить близкие или знакомые, но раньше об этом как-то не принято было говорить. И вдруг оказалось, что Крепость прочно занимает мысли чуть ли не всех нас. Выяснились удивительные вещи. Каждый третий считал Крепость забытой родиной, каждый второй – выгодным союзником, каждый первый – явлением, достойным всяческого внимания. Коротко и ясно все это суммировал на стихийном собрании наш командир дядя Степа: «Вот так, значит, парни. Без Крепости мы никто».

С полгода уже ходили упорные слухи, что Петрович собирается посылать в Крепость делегацию, устанавливать официальные отношения. Да как-то все никак. У нас в роте считали, что необходимость назрела и скоро перезреет. Хотели даже послать главнокомандующему коллективное прошение. Дядя Степа сказал, что это нарушение военной субординации и зарезал инициативу. Зато разрешил, если увидим батюшку, пригласить к нам в гости. Но батюшки ведь тоже не бесплотные духи. Им от Крепости через вражеские позиции к нам пробираться только по воздуху можно было. Я все ждал, когда мне представится случай козырнуть моим тайным знанием. Подземный ход вполне бы сгодился для президентской делегации. Мокрым оттуда вылезти – это все-таки не то же самое, что через окопы цивилизованных перескакивать. Юшники ведь и поджарить могут, не спросив должности. Но случай все никак не подворачивался.

Боеприпасы у нас тоже подходили к концу. Из коллекции Акакича вообще оставалась только одна полка бутылок. Юшники подобрались слишком близко и бомбили нас запоем. Дом в любой момент мог запылать. Чудо, что до сих пор стоял. В тот день на катапульте сидели я и рядовой Шпала. Прикрывающих у нас не было – командир приказал снять оборону. Мы должны были расстрелять последние снаряды и тоже уходить. Дом, если сам к тому времени не вспыхнет, – поджечь.

Когда они закончились, я не заметил. Ору Шпале: «Снаряд!», прицел наведен, арбалетчики на нас чуть не строем прут, запаленные стрелы в стены всаживают. Шпала мне в ответ матерится: «Нету снарядов, …! Уходить надо, …, сгорим!!» И правда, чувствую – жарко становится. Дым снизу, из люка валит, снаружи огонь стены облизывает. «Уходим!» Шпала уже в люке, кричу ему, что катапульту надо забрать, он опять матерится. Соображаю, что нам ее не унести – эта дура тяжелая, пока будем спускать, заживо в шашлык превратимся. Под ногами уже крыша тлеет, дымки из щелей ползут. Ладно, скатываемся вниз. Выход заблокирован огнем. Кашляем, легкие будто кипятком ошпаривает. Бросаемся к окну – оттуда черное пламя лезет. «Спалимся, Мох!! Как цуцики сдохнем!» У Шпалы истерика началась, мечется между пустыми бутылками на полу, слезы из глаз от вонючего дыма. Уже горят стены, крыша вот-вот рухнет. Себя от жара не помню, срываю амулет с шеи, Крысобоев подарок. Ору старику этому, которого видел в глюке по воздуху гуляющим, чтобы вытащил нас, матерюсь тоже, глаза щиплет, слезы рукавом вытираю. И тут на меня падает потолок, тяжело бьет по затылку. Я валюсь с ног, теряю сознание.

Шпала меня дергает, трясет, пощечинами поднимает. «Уходить надо, Мох! Уходить!» И катапульту от меня оттаскивает. Оказывается, это она меня приложила, вместе с крышей свалилась. Из окна на нас вдруг прыгает здоровенная крыса, вцепляется зубами мне в ногу. Я отшвыриваю ее, вскакиваю – а вокруг уже целое толпище тварей. Откуда только повылезли, сволочи. От огня они бешеными стали, бросаются на нас, на одежде виснут, пальцы чуть не отгрызают. Шпала юлой вертится, стряхивает их. На мне уже штук пятнадцать висит, но не могу на них время тратить. Голыми руками раскидываю горящие потолочные доски, раскаленные, лопающиеся бутылки. Откуда-то знаю: где-то здесь должен быть люк, спуск под землю, ход в Крепость. Волосы на голове уже дымятся, от слез почти ничего не вижу, крысы жевать меня начинают, злые как чума. Наконец нащупываю металлическое кольцо, из последних сил рву на себя. Оттуда сразу сырой прохладой тянет, хорошо. Кричу Шпале, он не слышит, крысы его заели совсем. Подскакиваю к нему, толкаю, он летит в подпол. Я прыгаю за ним, еле успеваю захлопнуть люк, там уже стены падают, огонь везде. Шпала быстро сориентировался, идет вперед, крыс с себя срывает вместе с одеждой и кожей. Под землей они почему-то вялые делаются, я стряхиваю их и давлю ногами. Некоторые сами отваливаются и назад бегут, шипят от злости. Шпала повеселел. Хоть в темноте ни зги не видно, я чувствую, что он ко мне обернулся, улыбается: «Крысобой, эй! Мы сделали это! Мы ушли, Крысобой!»