Иртенина Наталья: Культурный слой

Он нагнал меня минуты через три. Велел, чтобы я оперся на него, помог идти. «Ну что, убедился, герой? Я предупреждал». – «А кто говорил, что они добрые?» – «Я сказал – гуманисты. Большая разница». – «Еще ты сказал, что они наши хозяева. Ты за свои слова отвечаешь?» Он усмехнулся. «Отвечаю. Тебе не нравится слово «хозяева»? У вас сейчас в ходу другое – «менеджеры». Можешь считать их вашими менеджерами». – «Они гнусили про какую-то печать». – «А, это. Свободное и добровольное волеизъявление. Знакомое дело. Ты отказался?» Я почувствовал в его вопросе удивление и уважение. «Если это тот козлиный знак, то да, отказался. Не люблю, когда темнят. А что он означает-то?» – «Волеизъявление». – «Ну хоть ты не темни. По поводу?» – «По поводу твоего послушания хозяевам, тьфу, менеджерам. И почитания их». – «Чего ты заладил – хозяева, менеджеры. В ареале про них ничего неизвестно. Демократия у нас, слышал про такое? Почитание хозяев вместе с самими хозяевами давно ликвидировали». Он остановился дать мне передохнуть. «Тебя как зовут?» – «Мох». – «Мох? Подходяще. Весь ты какой-то замшелый, дремучий». – «Скажи спасибо, что я еще и помятый, а то бы ты зубов сейчас не досчитался, – огрызнулся я. – Не посмотрел бы я на твою страшную железку». – «Правда? Не обижайся. Просто вам не все говорят. О хозяевах кое-кому у вас хорошо известно». – «Юным натуралистам?» – буркнул я и пошел дальше. Он опять повесил меня на себя. «Для кого, думаешь, у вас там храм строят?» – «Какой храм?» – «Так называемый дворец свободы. Храм почитания хозяев».

А ведь точно. Тот заморыш-брахман со стройки с крысиной мордой – чуть-чуть облагороженная версия здешних прямоходящих. Пальто надел – сошел за человека. Не зря он мне сразу показался гнусным и опасным.

Молча мы взобрались на верхушку горы. Он достал из своей сумки аптечку и принялся меня лечить. Сначала водой из склянки зачем-то брызгал, потом йодом мазал. Чтобы не щипало, дул как на маленького. «А почему они в открытую не объявятся в ареале? – размышлял я. – Если мы реально от них зависим, если они поставляют нам культуромассу, на них же и так молиться будут. Без всяких храмов». Он хмыкнул. «Ты видел их – будешь теперь на них молиться?» – «Я?! Да лучше я в дикие люди пойду». – «Вот-вот. И ты не один такой. Им это отлично известно, поэтому и прячутся. Они еще недостаточно подготовили вас для радушной встречи». – «А как это они нас готовят?» – поинтересовался я. «Ну, разными способами. Есть, например, такая фантомная штука – общечеловеческие ценности, они же – либеральные…» – «Никакая она не фантомная, – перебил я, – а очень даже реальная. Из культурного слоя добывается».

Он залепил на мне последний пластырь, убрал аптечку и достал фляжку. У него их, оказывается, две было. В одной просто вода, правда, вкусная, не как у нас, в этой – какая-то брага с яблочным вкусом. Мы сделали по паре глотков. Потом он еду разложил на тряпочке – мягкий пахучий хлеб, сыр без плесени, большая, между прочим, редкость, и огромные яйца – в несколько раз крупнее птичьих. «Это чьи?» – спросил я, не рискуя пробовать. Может, они тут гнезда летучих крысюков разоряют, я эту пакость есть не буду, даже после тюремной баланды. Он заржал и сказал, что куриные, есть, мол, такая птичка. А потом погрустнел и опять стал меня учить, пользуясь моим лежачим положением. Я был слишком вялый от усталости и потери крови, чтобы сопротивляться.

«Они везде, эти твари. Просто у вас не принято их замечать. Мы сдерживаем основную массу, но иногда даже крупные особи прорываются. О мелких не говорю. Эти пачками на мусоровозах разъезжают». – «На чем?» – не понял я. «На мусоровозах». – «Это что за штука?» – «Это та штука, на которой ты сюда приехал». Я, наверное, в этот момент покраснел. Или побледнел. В общем сделался раздраженным и оскорбленным. Даже силы появились для отпора. «Если твоему пониманию недоступны особенности чужой культуры, нечего с поучениями лезть». Он подумал и сказал: «Ты прав. Нужно говорить на одном языке. Например, ароматизаторы. В чем их смысл?» – «В том, чтобы их было много, непонятливый какой, – буркнул я. – Чтобы жизнь стала благоухающим садом. Тогда, если верить футурологам, настанет конец истории». – «Угу. А это что значит?» – «Кончится Новое время, наступит Ароматическая эпоха вечности. Ничего больше не будет меняться. Ты что, в школу не ходил?» – «В вашу не ходил. Эпоха вечности, значит. Угу. Вот тогда они у вас и объявятся, хозяева. В конце времени. Когда вы весь свой культурный слой переведете в общечеловеческие ценности». Я не удержался и фыркнул. «Круглое невежество. Культурный слой не может быть никогда переведен. Это бесконечный замкнутый процесс. Слой обогащает и расширяет круг либеральных ценностей. А растущие ценности вызывают утолщение слоя – по закону его прибавления». – «Это у тебя полное невежество. Пока не наступил конец времени, о бесконечности не может быть речи. После критической точки этот ваш круг разомкнется. Ценностей будет уже столько, что они вас затопят. Тогда и придут менеджеры – наводить новый порядок. Вот после этого будет вечность. Вопрос только в том, чтобы попасть в нужную вечность». – «А что, их много, вечностей?» – «Вообще-то две. Но выбирать тебе уже не дадут». – «Вот и хорошо, – пробормотал я, почти засыпая. – Не люблю выбирать».