Санин Евгений - Чудо - из чудес

И он увидел, что в его тарелку с супом упала одна… другая… третья слезинки.

От счастья!

— Тише, тише! — послышалось вдруг.

— Что — Тиша? — с тревогой привстала Лена.

— Да нет же, просто отец Иоанникий хочет произнести тост! — с улыбкой остановил ее Владимир Всеволодович. — Говорите, батюшка!

Отец Иоанникий встал.

Налил себе полный бокал красного сока.

(Ничего спиртного, разумеется, с предупреждения Стаса и одобрения иеромонаха на столе не было. Да и кому было пить?..)

И сказал:

— У монахов не принято хвалить друг друга, дабы не отнять те венцы, которые уготовил им за какое-нибудь дело или целый подвиг Господь. Это так сказать, Высшая точка, к которой должны стремиться люди и в миру. Как и ко многому другому, что есть в монашестве, являющемся, как всегда на Руси было известно, полнотой Христианской веры. Но вам, во-первых, в виде исключения, а, во-вторых, потому что ваш подвиг далеко еще не окончен, скажу: а и молодцы ж вы ребята! И ребенка спасли. И себя не потеряли. А ты, Ленка, не унывай, за тебя теперь день и ночь весь наш монастырь молиться будет! Зрение — оно словно любая вещь — как потерялось, так и вернуться может. Была бы на то только воля Господня. И сейчас, в вашу честь поднимая этот бокал, я прочитаю то, что до этого адресовал лишь своим боевым друзьям. А теперь вот вам — воинам Христовым.

И он, поправив на груди священнический крест, сам точно солдат встал по стойке смирно, ровным монашеским, оставляющим людям самим добавлять в текст свои эмоции чтением начал:

Бывает в людях качество одно,

Оно дано нам или не дано:

Когда строчит в горячке пулемет,

Один лежит, другой бежит вперед!

И так во всем, и всюду, и всегда,

Когда на плечи свалится беда,

Когда за горло жизнь тебя возьмет,

Один лежит, другой бежит вперед!

Мой первый тост и мой последний тост

За тех, кто поднимался в полный рост!

12

— Ну а теперь, подставляй лицо! — скомандовал Стас, беря банку с брением.

Закончилась вторая для Лены и первая для ее со Стасом сына московская зима.

Растаял хворый снег.

Понемногу очистились дороги и тротуары.

Все рано зазеленело.

Зацвело.

Миновало «бесшабашное» 1-е мая.

Наступило второе число этого последнего весеннего месяца.

Тиша слегка приболел.

Начал капризничать.

Затемпературил.

Зоя, осмотревшая его накануне вечером, сказала — красное горло.

Как бы не переросло в ангину…

И теперь, как говорила Лена, то и дело отыскивавшая сына по звукам, ползал по комнатам, ища, где что хорошо лежит и напроказничать.

В конце концов, он нашел что-то такое, что Стас, бросив готовку, помчался на крик жены:

— Где ты взял эту «каку»? Выплюнь немедленно эту «каку»!

Ворвавшись в спальню, он увидел такую картину.

Тихон сидел на полу перед раскрытой сумкой, с которой приехала из Покровского Лена.

Перед ним — тоже открытая — лежала банка с землей.

И все его руки и лицо были перемазаны ею.

— Стасик! — со стоном спросила Лена. — Что он еще там отыскал?

— Так ведь это же…

Стас сразу узнал эту банку.

Он бережно поднял ее, поставил на полку в святой угол и, наконец, объяснил:

— Брение с могилки отца Тихона! Святыня, а вовсе никакая не «кака»! Которой ты, кстати, по нашему общему маловерию, так и не помазала свои глаза! А Тишенька сразу нашел и догадался, что нужно делать!

— Уф-ф! — с облегчением выдохнула Лена. — А я уж не знала, что и думать… Решила, что он какой-то старый тайник Горбуши, с какой-нибудь истлевшей рыбой или колбасой, нашел.

Стас, подхватив на руки, умыл в ванной сына.

Сам посмотрел его горло.

Померил температуру.

И довольно усмехнувшись, подытожил:

— ЧиТэДэ!

— Что? — не поняла от еще не прошедшего до конца волнения Лена.

— Что и требовалось доказать! Наш ребенок почти здоров. Горло совершенно нормальное. Только температура еще 37. И то ближе к тридцати шести и девяти…

— Слава Богу! — с облегчением выдохнула Лена и услышала:

— Богу всегда слава! А ты-то чего сидишь?

— А что я должна делать?

— Как что? Немедленно следовать примеру сына…

— Ты хочешь сказать…

— Нет, собираюсь сделать — если ты сама не намажешь себе брением свои глаза!

— Стасик, но ведь нужно сначала хотя бы помолиться…

— Ну вот, наконец-то я слышу слова не человека разумного, а благоразумного! — одобрил Стас.

Он затеплил лампаду.

Они с Леной опустились на колени.

И втроем с Тишей, который, сразу став веселей, похоже скопировал своих родителей, принялись молиться.