Andrew - o 0a115616b968c99b

там быть, даже и под паркой. Не волнуйся, пожалуйста, я – до полыньи и обратно, принесу

пару тюленей, а потом заберусь сюда, - он похлопал рукой по шкурам, - обниму вас обеих и

будем спать».

Марта зашевелилась и Генри, осторожно, едва дыша, коснулся ее ручки. «Папа скоро

вернется, доченька, - ласково сказал капитан, - ему надо принести маме мяса, чтобы она ела

и тебя кормила! И сама, - он провел рукой пониже спины Мэри, - хоть немного поправилась.

-Не надейся, - расхохоталась Мэри, и, помахав мужу рукой, перекрестив его, подумала: «Ну,

он там не один будет, с мужчинами. И протез хороший, не подведет, не в первый раз Генри

на лед выходит».

Она проводила глазами мужа, что выбирался наружу по снежному коридору, и, почувствовав

порыв ледяного воздуха, забралась глубже под шкуры. Прижав к себе дочь, Мэри спокойно

задремала.

-Мэри! – услышала она чей-то знакомый голос и подняла голову. Пасынок стоял, сжимая в

руках гарпун. «Мамочка! – Энни откинула шкуру, что прикрывала выход наружу и повторила:

«Мамочка, ты только не волнуйся, там Генри…

-Джон, выйди, и присмотри, чтобы с отцом все было в порядке, пусть ведут его сюда, -

спокойно сказала Мэри. «Энни, положи Марту в колыбель, последи за ней».

-Несут, - сказал юноша, и Мэри увидела слезы, что стояли в голубовато-серых глазах.

«Мэри, это я виноват, я не усмотрел за папой, я просил, чтобы он не уходил один, но папа

сказал, что волноваться нечего, и он сейчас вернется.

-Иди, милый, - попросила Мэри. «Будь с отцом, пожалуйста».

-Он упал в полынью, - отвернувшись, сказал Джон. «Поскользнулся и упал. Мэри, - голос

юноши задрожал, - я никогда не прощу себе, никогда…»

Мэри посмотрела на Марту, и вспомнила тихий, едва слышный голос: «Холодно, как

холодно, Мэри. Обними меня, вот так…, Прости, я... - Генри замолчал. Она, прижимая его к

себе, что есть силы, согревая своим телом, прошипела: «А ну хватит, ты не умрешь, я не

позволю!»

-Я хотел доказать, что могу…, - прошептал муж, и, закрыв глаза, добавил: «Спать…».

-Сирота, - горько сказала женщина, глядя на дочь. «Господи, ну сделай так, чтобы она была

счастлива».

Мэри укрыла их обеих шкурой и, устроившись на боку, глядя на неверный огонек лампы, -

задремала.

Ей снилась река – огромная, широкая, и Мэри подумала: «Она на Двину похожа, и лес

вокруг такой же». Дом стоял на откосе холма – большой, крепкий, и Мэри, приглядевшись,

увидела серые, каменные стены крепости, что поднимались вверх - совсем рядом. Пахло

распиленным деревом и соленым, свежим ветром. Из распахнутых окон донесся плач

младенца и девочка, - с заплетенными, бронзовыми косами, зеленоглазая, высунувшись во

двор, весело сказала: «Проснулся, мамочка!».

Каяки медленно двигались в тихой, бирюзовой воде. «Вон там, - показал Литтл. «Амарок

говорил, что видел одного, самца, но другие наверняка тоже рядом».

Мэри взглянула на плоский, еще заснеженный берег. «Ну, - она почесала подбородок

рукоятью кинжала, - как мы знаем, медведи недавно стали покидать убежища, весна в этом

году теплая, так что наверняка там и самки с детенышами есть».

-Мясо-то у них невкусное, - пробормотал кто-то из моряков. «Уж лучше оленина, или то, что

местные с запада привозили, на говядину похоже».

-В нашем положении, - присвистнула Мэри, - нам любое мясо пригодится. Тем более шкуры,

- так что, - она приподнялась, и, достав подзорную трубу, осмотрела берег, - выходим на

сушу, господа. И осторожней, без моей команды не стрелять. Особенно тебе, Джон, - она со

значением посмотрела на пасынка и тот чуть покраснел.

-Хорошо, что миссис Браун на два месяца позже меня родила, - подумала Мэри, проверяя

мушкет. «Теперь хоть на день можно Марту с ней оставить, покормит, не брать же

младенца сюда, к медведям, - она усмехнулась, и, как делала каждый день, - взглянула в

пустую, бесконечную гладь залива.

На горизонте виднелись снежно-белые вершины айсбергов, сотни, тысячи птиц метались

над водой, вдали Мэри заметила тюленей, что нежились под солнцем на краю большой

льдины.

Она, на мгновение, застыла, и, опустив подзорную трубу, сказала: «Парус, господа».

Капитан проснулся, почувствовав, что корабль замедлил ход. В каюте было тепло, и он, еще

не открывая глаз, подумал: «Уже рассвет». Николас, на мгновение, прижался щекой к

рыжим, пахнущим апельсином волосам, и тихо сказал: «Пойду, проверю, что там, ветер не

менялся, но мы почему-то останавливаемся».