Andrew - o 0a115616b968c99b

Трое оторвали Марью Григорьевну от Федора, и, поставив женщину на колени, навалившись

сзади, - задушили. Юноша услышал предсмертный хрип матери, и, достав оружие,

обернувшись, глядя на мертвое, с выпученными глазами лицо – поднял клинок.

Ксения, не отрываясь, смотрела в окно возка. Мэри прижала к себе Энни, и, стерев с ее лица

слезы, тихо сказала: «Не надо, доченька, не бойся, пожалуйста».

Масальский зло ударил ногой израненный труп царя, и, выматерившись, сплюнул ему в

лицо: «Ладно, оденем, не видно будет. Поехали, и так тут слишком долго проболтались. В

тот возок трупы киньте, к бабам».

Болотников посмотрел на сэра Роберта, и, наклонившись к избитому лицу, тихо проговорил:

«А мы с вами, Рахман-эфенди, потолкуем еще, на усадьбе у князя».

Рассеченные, окровавленные губы чуть улыбнулись, и Болотников услышал шепот: «Гори в

аду, Иван».

Он от души хлестнул мужчину по щеке, и тот потерял сознание.

Дверь возка открылась, и Мэри, наведя на нее пистолет, твердо сказала: «Не смейте нас

трогать».

- Не тронем, - ухмыльнулся Масальский, и, махнув рукой, велел: «Сюда их кидайте».

Ксения увидела труп матери – со сломанной шеей, в окровавленном, промокшем от мочи

сарафане, и, засунув пальцы в рот, раскачиваясь, завыла – громко. «Не надо, не надо, ваше

высочество, - Мэри прижала ее голову к своей груди, - не надо, прошу вас».

Энни подобрала ноги, глядя огромными, серыми глазами на изрубленное саблей тело царя.

«Мама, - спросила девочка тихо, - а где папа?».

- Не знаю, милая, - неслышно ответила леди Мэри.

Девочка проснулась рано утром и огляделась – мать, и ее высочество еще спали, измученно

вздрагивая. Комната была маленькой, голой – одни стены да две широкие лавки. Энни

посмотрела на дверь и вспомнила, как ночью князь Масальский, запирая ее на висячий

замок, опуская засов, сказал: «Тут безопасно, - издевательски добавив: «Царевна».

Небольшое окошко, - светелка была на первом, высоком этаже, - выходило во двор. Энни

приоткрыла ставни и отшатнулась – прямо перед ней было мертвое, покрытое засохшей

кровью лицо отца. На месте одного глаза была черная, обожженная, тягучая масса, горло

было перерезано – от уха до уха и Энни заметила деревянное острие кола, которое было

видно в уже покрытой мухами ране.

Ворона села ему на голову, и, примерившись, погрузив клюв в глазницу, вырвав оставшийся

глаз, хлопая крыльями – стала расклевывать щеку.

Энни почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, и тихо, едва слышно, позвала:

«Мама!».

Леди Мэри, сразу же оказавшись рядом, спрятала голову дочери у себя в руках, и, слушая ее

сдавленные рыдания, сухими глазами глядя на Роберта – молчала. Стаи птиц, каркая,

кружились над уставленным колами двором усадьбы.

Князь Шуйский, в запыленном, испачканном, простом армяке, наклонив голову, шагнул в

крохотную светелку.

- Смотри-ка, - подумал Федор, - хоть ему и на шестой десяток, а седины нет почти. Хотя

лицо, конечно, – краше в гроб кладут.

Василий Иванович, не здороваясь, присел на лавку и налил себе водки.

- Пироги свежие, - вздохнул Воронцов-Вельяминов, - с рыбой, ешьте. Что там? – он кивнул

головой в сторону улицы.

Шуйский выпил, и, закрыв глаза, тяжело прислонившись к стене, вдохнул прохладный,

рассветный воздух, что поднимался от ручья.

- Там, Федор Петрович, - наконец, ответил он, - самозванец уже в селе Коломенском. Шатры

раскинул, пиры устраивает, ну, и, конечно, хлеб-соль ему несут, кто в Тулу не успел

приехать. Бориса Федоровича с семьей вчера на кладбище при Варсонофьевском

монастыре зарыли – ночью, тайно.

Князь внезапно улыбнулся и продолжил: «А подметные письма ваши народ читает, вон, по

Красной площади пройдите, из рук в руки их передают. Что с людьми у нас?»

- Есть кое-кто, - Федор усмехнулся. «Уж не обессудьте, Василий Иванович, не все бояре-то,

сами помните, чем я во время оно занимался. Ну, остались у меня знакомства кое-какие».

- Да все равно, - Шуйский отломил половину пирога, и, прожевав, сказал:

- У вас, в подмосковной усадьбе, все тихо. Коней мы там оставили, дальше пешком шли,

вряд ли, - он смешливо показал на свое заросшее бородой до глаз лицо, - меня бы узнал

кто-нибудь. А вот вам, - он окинул взглядом Воронцова-Вельяминова, - на улицу не след

выходить, больно вы человек заметный.

- Масальский за вдовствующей государыней Марией Федоровной поехал, говорят - тихо