Комета Еленина - КОМЕТА

***

Для приготовления этого старинного русского блюда, нам понадобиться один свежий Борис Бурда. Подойдёт и мороженный, но тогда его необходимо предварительно поместить на пару часов в холодную ключевую воду, добавив в неё щепотку поваренной соли грубого помола и пару листиков смородины или вишни.

Приготовление начинается с ошпаривания тушки.

Ошпаренного Бурду вытереть насухо полотенцем, натереть слегка мукой в тех местах, где имеется щетина, и опалить на огне. Затем, брюшко и грудную часть разрезать вдоль, по направлению от крестца к голове, и вынуть внутренности. После этого, позвоночную кость в области шеи разрубить вдоль, по желанию вырезать ребра.

Начинку(рис или гречку в любых вариациях) довольно плотно заложить в брюшко Бориса, распределяя её равномерно, чтобы не было пустот. Зашить брюшко суровыми (или кулинарными) нитками, положить Бориску на выстеленный вощеной бумагой и выложенный палочками (лучше березовыми) противень, а ножки подвернуть под брюшко. Можно обмазать Бориса тонким слоем ржаного теста.

Посолить Бурду с обеих сторон, сделать на коже в разных местах несколько наколов иглой или вилкой. Смазать сверху слегка сметаной, полить с ложки распущенным маслом, на противень подлить полстакана воды и поставить жарить в, предварительно разогретый до двухсот градусов, духовой шкаф на 1-1.5 часа, периодически поливая стекающим с Бориса соком, и проверяя готовность, прокалывая тушку заострённой спичкой.

Чтобы ушки и нос Бориски не подгорели, надо их защитить: положить яичную скорлупу, залепить их тестом или надеть колпачки из фольги или из вощеной мокрой бумаги.

В рот Бурде надо вставить яблоко, чтобы после запекания не появилось хищного оскала.

Готового Бориску переложить на блюдо, сделать глубокий надрез на спинке, чтобы вышел пар, и корочка стала хрустящей.

Подавать к столу с тушёной капустой или солёными рыжиками, украшенным клюквой.

ЗАХАР

***

Захару было больно. На «зимней войне» его ранило в голову осколком финского фугаса.

Домой он вернулся не скоро. И не совсем весь. Обмороженную кисть ампутировали, оставив вместо неё, красную гниющую культю. А постоянная головная боль, во время приступов, становилась вовсе нестерпимой.

Домашние тогда тикали из дома, оставив ему полуштоф, заранее припасённого, самогона. Он выпивал его залпом, баррикадировал входную дверь в комнату старой разъёбаной этажеркой и, высунувшись в окно второго этажа, начинал изводить попавшихся на глаза соседей по коммуналке, собравшихся во дворе для нехитрого вечернего досуга.

«Никодим, Никодим – садись на хуй полетим!» - Орал он, залупая рубящих стол ладонями, доминошников.

«Пошел на хуй» - спокойно отвечал дядя Никодим (местный участковый) подзывая шпанёнка в грязных штанах.

«Никодим, а без соли хуй едим?» - Продолжал жечь Захар.

Никодим, что-то шептал пацанёнку на ухо, сувал ему в рот корку чёрного хлеба с тмином и тот улепётывал по направлению к районному госпиталю.

«А где эта сука, Куккинен? Куккинен, ты где, финота недобитая?» - орал Захар, шаря рукой под подоконником.

«Какой он тебе, нахуй, Куккинен? Кукинин он». - Спокойно отвечал Никодим, пытаясь тянуть время.

Все делали вид, будто ничего не происходит, и уже совсем невпопад и без охоты, хлопали затёртые костяшки домино на стол. Бабы,собравшись кучками, пиздели шёпотком о чём-то своём, о бабском и искоса поглядывали на творящуюся во дворе хуйту. Матюгальник шуршал, какую-то, всех давно заебавшую, песенку-агитку. Чирикали воробьи.

«Исай – на хуй ступай!» - орал Захар хватаясь за голову и корчась от боли.

«Емельян – под залупой то бурьян!» - И ему становилось легче что-ли.

Он хлопал по сгибу покалеченной руки, тыча всему миру, совершенно натуральную елду культи.

Из – за угла вышел, не о чём не подозревающий Кукинин, бережно неся в руках раскрытую бутыль с мутной и ещё тёплой бурячихой.

«А, вот ты где, пизда суомская! Варокаа! Минэс!*» - Крикнул Захар и из окна полетела пустая бутылка. Она угодила Кукинину в рыло и тот, так ничего и не успев понять, взмахнул лапами, выпустил банку и упал, пуская носом кровавые пузыри.

Мужики взвыв, все как один, сорвались с места. Намереваясь угомонить контуженного. Участковый Никодим, вытащил из кобуры пистолет и жахнул в вечернее небо. Послышался плачь обосравшегося с испугу грудничка. Бабы запричитали и попрятались в щели тараканами.

«Максим – здох и хуй с ним. Положили его в гроб и хуй ему в лоб!» - Орал неугомонный Захар.