Unknown - 62ca408c-30aa-4940-bde4-7b279003bc38 out

– О такой воле вряд ли… – печально сказала я, поняв, что он не собирается отвечать на мой вопрос.

– Неужели? – Ветер сделал удивлённый вид.

У него в руках вдруг оказалась знакомая мне тетрадь с зимним пейзажем, которая была у меня ещё при жизни в моём старом мире.

– А я вот листал твой дневник, и мне кажется – это именно то, чего ты хотела. Сейчас процитирую: “Порой мне хочется сбежать ото всех, туда, где не будет ничего: ни мыслей, ни страданий, ни беспросветной глухой тоски, ни цепи тяжёлых воспоминаний…Я так устала быть отмирающей клеткой на теле исполинской Вселенной”, – он прочёл это в шутливо-пафосном тоне. – Прекрасно сказано, но я бы заменил последнюю фразу на: “Я так устала быть несчастным китом, держащем на своей спине груз призрачного мирозданья”.

Я вздохнула. Если ему хочется глумиться надо мной – пусть глумится: я готова была терпеть даже его издёвки – вовсе не хотелось оставаться одной в этой белой пустыне без края.

– Я мыслю образно, а что касается тех слов – это был душевный порыв, о котором вообще-то должны были знать только я и дневник.

Я метнула в сторону Ветра укоризненный взгляд и вырвала из его рук свою тетрадь, но как только она оказалась у меня, из неё посыпался снег, а затем я обнаружила, что держу в руках лишь несколько обледенелых веток, какие можно увидеть на деревьях после зимнего дождя.

– Только ты и дневник – так не бывает, – серьёзно сказал Ветер. – Если бы это правило действовало, то мне бы на голову не сыпался всякий вздор.

– О чём ты? – не поняла я.

В этот момент перед ним плавно опустился небольшой листок, исписанный торопливым мелким подчерком. Ветер подобрал его, сложил и сунул в задний карман штанов, нахмурив чёрные брови. Что всё это значило? Мне было понятно лишь одно – он связан с моим реальным миром, но теперь это было не так уж важно – теперь мне некого было там тревожить, некого спасать.

– Расскажи мне, как умер Саша? Я видела его сегодня. Где он сейчас? – спросила я, чувствуя, как холодная вода с тающих веток течёт по моим ладоням, просачивается сквозь пальцы, словно хочет, чтобы её согрело тепло моей руки.

– Твой друг очень упрямый, – сказал Ветер, присев рядом со мной.

– В смысле?

– Он уже не первый раз пытался встретиться с тобой. Только там, в больнице, ты не признала его, помнишь?

Мне не очень в это верилось. Неужели я бы не смогла узнать Сашу?

– Не правда, это был труп какого-то незнакомца! – настойчиво сказала я, отбросив ветки.

Ветер посмотрела на меня, хитро прищурившись, а затем закурил, запрокинув голову и пустив дым вверх. Вскоре нас стал обволакивать белый густой туман, в котором проступали неясные, размытые картины, а потом я чётко увидела комнату Саши, в которой мне не раз приходилось гостить, – он спал в своей кровати, вздрагивая всем телом и что-то бормоча, словно ему снился кошмар. Я с недоумением взглянула на Ветра.

– Твой друг пока ещё не стал им, – произнёс он, – однако, если чужаки долго слоняются здесь, то однажды теряют выход.

– Он жив? Он может проникать сюда через сон? – спросила я, протянув руку и попытавшись дотронуться до разгорячённого напряженного лица Саши, покрытого капельками пота.

Но мне не удалось это – облако тумана рассеялось, а вместе с ним пропал и Ветер. Какое-то время я сидела на месте, обдумывая услышанное и увиденное. Во всём этот разговоре было только одно радостное пятно – Саша был жив, всё остальное – мутная вода, упрямо не желающая показывать, что таится в её глубинах. Мне надоело сидеть, и я снова двинулась вперёд. Я шла так около получаса, а потом почувствовала невыносимую скуку. Чтобы как-то развлечь себя, я попыталась вспомнить кого-нибудь из мифов или истории, кто так же бессмысленно и безнадёжно блуждал по миру или пустыне. На ум приходили библейские притчи, какие-то старые легенды…Потом я подумала о том, как долго искала кого-то, способного помочь мне справиться со своей болью, – тогда Саша ещё жил в чужой стране, и я не торопилась полностью раскрываться ему. Поэтому бродила по социальным сетям, разочаровываясь, ещё более запутываясь; я стучалась в незнакомые двери с криками: “Ищу прекрасную живую душу, способную мыслить!”, подобно Диогену, этому древнегреческому философу, который ходил средь бела дня по городу с зажжённым фонарём, отвечая на любопытные вопросы горожан одной короткой фразой: “Ищу человека”. Мне изредка встречались такие души; они даже помогали мне какое-то время, но потом либо неожиданно исчезали, либо в нашем общении возникала какая-то непримиримая деталь, либо (что было чаще) они оказывались вовсе не такими, какими хотели казаться.