Unknown - 62ca408c-30aa-4940-bde4-7b279003bc38 out

Я направлялась в свою комнату, когда кто-то начал неистово колотить в мою непрочную дверь. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я подошла к ней и посмотрела в глазок. То, что я увидела там, поразило меня.

Глава 9

Они не понимают того, что одно достойно любви,

— не понимают красоты. О красоте у них пошлые

мысли, такие пошлые, что становится стыдно,

что родилась на этой земле. Не хочется жить здесь.

Фёдор Сологуб

За дверью никого не было, но в неё продолжали стучать, всё яростней и неистовей. Что-то рвалось ко мне и хотело попасть внутрь во что бы то ни стало. Я отпрянула от двери, и через несколько минут всё прекратилось. Одновременно с этим я уловила в себе какие-то изменения. Я сползла по стене в угол прихожей, и попыталась собраться с мыслями, осознать непонятную перемену. Вскоре ко мне пришло осмысление – я больше ничего не чувствую. Думая о том, что мне недавно пришлось испытать и увидеть, я вдруг ясно поняла, что в душе у меня больше не осталось ни боли, ни раскаянья, ни жалости. Это ужаснуло меня, но никаких угрызений совести, которых я ожидала, не последовало. Напрасно я надеялась, что угроза сумасшествия осталась позади. Всё только начиналось.

Моё сердце замерло, когда дверь неожиданно распахнулась. Но это была лишь Радуга. Она весело махнула мне рукой, и стянула с себя парик.

– Ты тоже только пришла? Я, кстати, видела тебя на кладбище, – сказала она, – вернее, как ты уходила оттуда.

– Даже не буду спрашивать, что ты там делала, – ответила я, не сильно удивившись её словам.

– Да, тебе это совсем не понравится, – засмеялась она, а потом добавила серьёзным задумчивым голосом, – Им, наверно, там грустно. Только представь себе, всё время лежать и лежать, не имея возможности хоть как-то развлечься, хоть с кем-нибудь поговорить...

– Это ведь только тела. Или ты веришь в какую-то ерунду?

Она посмотрела на меня непонимающим взглядом, и ушла на кухню, не сказав больше ни слова. А я так и осталась сидеть в прихожей, думая о её словах, о своих собственных исканиях и заблуждениях, о том вечере, когда мы с Сашей в очередной раз отправились навестить Андрея. Прошло уже почти больше года со дня его смерти, но я регулярно навещала его. Родители считали это ненормальным, мама даже пыталась заставить меня пройти лечение в какой-то известной психической клинике.

В тот день непрерывно лил дождь, но даже такая погода не могла изменить моё решение. Помню, я очень разозлилась, когда Саша предложил мне съездить к нему в другой раз. В этом мне виделось какое-то предательство. Я всегда говорила брату, когда приду снова, и не могла нарушить своего обещания. Что-то во мне верило – его душа всё слышит, всякий раз ждёт меня и спускается на землю в условленный день. Конечно, я отдавала себе отчёт в том, что это просто моя слабая защита, от которой мне сложно избавиться. Но это всё-таки произошло. Мы стояли с Сашей под общим зонтом возле могилы брата. Андрей радовался нашему приходу и счастливо улыбался с залитого дождём камня, когда я, прервав наше молчание, сказала своему продрогшему другу:

– Хочу, чтобы меня кремировали. Пообещай мне, что когда я уйду, ты проследишь за тем, чтобы так и случилось.

– Ты никуда не уйдёшь. Я тебя не отпущу, поняла? Скажи, ты ведь несерьёзно говоришь всё это? – спросил меня Саша, наверно, уже порядком уставший от подобных разговоров.

– Нет, мне действительно противна сама мысль о том, что я буду лежать и гнить в этой холодной грязи. Лучше пусть меня сожгут и положат в какую-нибудь уютную чистую вазу, а ещё лучше пусть развеют по ветру!

– А может лучше сделать из тебя чучело? – пошутил он.

– Ты совсем не слушаешь меня...

– Ошибаешься, я как раз внимательно тебя слушаю. И не я один.

– О чём ты? – спросила я, повернувшись к нему.

– Тихо! – воскликнул Саша. – Прислушайся, и ты тоже услышишь их негодующие возгласы из-под земли. Они вопят во всю глотку, что есть мочи, напрягая свои маленькие голодные тельца: “Эгоистка!”

Я улыбнулась, поняв, что он говорит о червях, но в ту же секунду перед глазами возникла отвратительная сцена – я представила тело Андрея, как он лежит там, придавленный тяжёлой землей, полуразложившийся, а из глазниц его выползают, одержимые хищной жадностью, жирные мерзкие черви. Я закрыла глаза руками, Саша стал что-то быстро говорить, должно быть, пытаясь меня успокоить или отвлечь, но я оттолкнула его, и пошла вперёд, целиком погружённая в дикий ужас и осознание собственной ничтожности. Как на простой кусок мяса смотрят работники скотобойни на ещё дышащее оглушённое животное, точно так же в тот тёмный сырой день смотрел на меня весь мир.