Макс Лукадо - Не удивительно, что Его называют Спасителем

городского Совета, чтобы посадить его здесь». (В нашем степном пропыленном

городке нефтяных промыслов, где все знают друг друга, получить такое разрешение

было не трудно.)

У меня комок подкатил к горлу. Возможно, кто-то более слабый духом озлобится.

Кто-то, возможно, сдастся. Но не отец. Зная, что дни его сочтены, он начал приводить

дела в порядок. Дерево было только одним из таких приготовлений, предпринятых им.

Он кое-что обновил в доме для мамы: поставил систему для поливки газонов и

автоматического открывания гаражных дверей. Он переделал завещание. Заверил

полисы по страховке и пенсии. Купил акции, чтобы его внуки смогли получить

образование. Спланировал похороны и купил участок на кладбище для себя и мамы.

Словами ободрения и письмами, полными любви, он подготовил детей. И самое

4

последнее: он купил это дерево. «Живой дуб» - произнесено с ударением на первом

слове.

Последние дела. Последние часы. Последние слова.

Они отражают хорошо прожитую жизнь. Последние слова Мессии делают тоже.

Тогда у края смерти Иисус тоже привел свои дела в порядок: Молитва о прощении.

Призыв быть милостивыми.

Просьба любить друг друга.

Предупреждение о страдании.

Исповедь человеколюбия.

Зов избавления от мук.

Возглас избавления.

Случайные слова отчаявшегося мученика? Нет. Это - цель, начертанная

Божественным Посланцем на холсте жертвенности.

Последние слова. Последние дела. Каждое - окно, через которое можно лучше

увидеть крест. За каждым - сокровище обетований. «Так вот, у кого ты научился

этому», - произнес я вслух, как будто разговаривал с отцом, и улыбнулся, подумав, насколько легче умирать, как Иисус, если прожил жизнь, как Он.

Идут последние часы. Отец угасает. Он больше не может вставать с постели и

остаток дней решил провести дома. Это не будет длиться долго. Мягкое пламя на

свече его жизни слабеет и слабеет. Дыхание смерти вскоре задует этот трепещущий

огонёк, и всё будет кончено. Он уходит с миром, и хотя тело его умирает, но живёт

дух.

В последний раз я взглянул на тоненький дубок и дотронулся до него, как будто он

слышал мои мысли. «Расти, - прошептал я, - Расти сильным, становись высоким. Ты

само - ценное сокровище».

По дороге домой, проезжая мимо старых нефтяных промыслов, я продолжал

думать о том дереве. Хрупкое сейчас, спустя годы оно станет крепким. Тоненькое

сейчас, но время придаст ему статность и мощь. Его последние годы будут самыми

прекрасными. Так же, как у отца. Так же, как у Христа. «Намного легче умирать, как

Иисус, если всю жизнь прожил, как Он».

«Расти, юное деревце, - мои глаза затуманились. - Расти сильным. Ты само - ценное

сокровище».

Отец не спал, когда я приехал домой. Склонившись над постелью, я сказал ему: «Я

был у дерева, оно растет».

Он улыбнулся.

Слова, что ранят

«Отче! Прости им». Луки 23:34.

Горечь была в словах, произносимых тем утром в пятницу.

Из толпы зевак: «Сойди со креста, если ты Сын Божий!».

5

Из группы церковных иерархов: «Других спасал, а Себя Самого не можешь

спасти».

Из рядов воинов: «Если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого».

Горькие слова. Едкие от сарказма. Ненавидящие. Непочтительные. Неужели

недостаточно, что распяли? Неужели недостаточно, что «и к злодеям причтён»? Или

гвоздей было мало? Или терновый венец слишком нежен? Или телесное наказание

слишком короткое?

Для кого-то, очевидно, так оно и было.

Пётр, обычно не склонный к многочисленным метафорам, говорит, что прохожие

«осыпали оскорблениями» распятого Христа (2). Они не просто говорили, выкрикивали

или вопили. Они «обрушили» словесные камни на Него. Они нарочно старались

причинить боль и нанести удары. «Мы избили твоё тело, а теперь сломим твой дух».

Итак, натянув луки фарисейства, пустили в Него жалящие стрелы, напоённые ядом.

Из всех сцен у креста, именно эта гневит меня более всего. Что же это за люди, издевающиеся над умирающим, спрашиваю я себя? Какими подлыми и извращёнными

нужно быть, чтобы насмехаться над исхлёстанным кнутом Кто может быть настолько

низким, чтобы сыпать соль презрения на открытые раны? Кто может глумиться над

человеком, посаженным на электрический стул? Кто может смеяться и тыкать пальцем