Макс Лукадо - Небесные овации

уложила меня на стол и прилепила на грудь маленькие холодные присоски. Другая

обернула мне руку манжетой и сжимала черную грушу, пока рука не онемела. Потом

они прокололи мне палец (это всегда больно) и приказали наполнить баночку (а это

всегда так неловко). Потом, после всех подготовительных процедур, они отвели меня

в кабинет, велев снять рубашку и ждать доктора.

Есть во всех этих манипуляциях что-то такое, что чувствуешь себя словно

луковица посреди кухни. Усевшись на шаткий стульчик, я смотрел в стену.

Вы разрешите мне напомнить вам кое-что известное, но, возможно, забытое?

Кто-то из вашего окружения чувствует себя так же, как я тогда чувствовал себя в

кабинете врача. Ежедневно жизнь нас «обследует» и может оставить усталыми и

65

опустошенными. Кто-то из вашего альбома сидит сейчас на шатком стульчике своей

неуверенности и тискает больничный халат, боясь показать, как мало гордости у него

осталось. И такому человеку отчаянно нужно слышать умиротворяющие слова.

Кто-то нуждается в том, чтобы вы сделали для него то же самое, что доктор Джим

сделал для меня.

Джим — это сельский врач в большом городе. Он все еще помнит имена

пациентов и держит на стене в кабинете фотокарточки младенцев, роды которых в

свое время принял. И хотя отлично знаешь, как он занят, он дает тебе почувствовать

себя единственным его пациентом.

Поговорив о том, о сем, задав пару вопросов о моих отношениях с медициной, он

положил на стол мою карточку и сказал:

— Давайте-ка я на минутку сниму свою «профессиональную шляпу» и поговорю с

вами просто как друг.

Такая наша беседа длилась минут пять. Он расспрашивал меня о семье. Он

расспрашивал меня о работе. Он расспрашивал меня о стрессах. Он сказал мне, что, по его мнению, я многое делаю в церкви и что ему нравится читать мои книги.

Ничего особенного, никакого зондирования. Он не влезал глубже, чем мне было

удобно. Но у меня осталось ощущение, что он добрался бы до самых глубин моей

бездны, если бы я в этом нуждался.

После этих нескольких минут доктор Джим принялся за обычную рутину —

выстукивание колена резиновым молоточком, осмотр горла, оттягивание века, прослушивание грудной клетки стетоскопом. Когда все это было проделано и я

застегивал рубашку, он снова надел свою «профессиональную шляпу» и предостерег

меня от попыток держать весь мир на собственных плечах.

— И обязательно любите свою жену, почаще обнимайте детей, потому что в

сухом, так сказать, остатке вы без них не очень-то много значите.

— Спасибо, Джим, — сказал я.

И он вышел так же стремительно, как вошел, — сеятель семян в белом врачебном

халате.

* * *

Хотите увидеть чудо? Посадите слово любви глубоко в сердце человека.

Взращивайте его с улыбкой и молитвой, и увидите, что произойдет.

Подчиненные слышат комплименты. Жена получает букет цветов. Соседи —

кусочек испеченного вами торта. Вдова — внимание. Заправщик на бензоколонке —

уважение. Проповедник — заслуженные похвалы.

Сеять семена мира — примерно как сеять бобы. Никогда не понимаешь, почему

все получается; знаешь только, что получается. Семена прорастают, сдвигая в

сторону щебень обид.

Не забудьте главный принцип. Нельзя недооценивать силу семян.

Бог не забывает. Когда Его царство подвергалось разграблению, а Его народ

забыл Его имя, Он сеял Свои семена.

Когда почва сердца человеческого окаменела, Он сеял Свои семена. Когда

религия вырождалась в ритуал, а храм превратился в место торговли, Он сеял Свои

семена.

66

Хотите увидеть чудо? Посмотрите, что случилось, когда Он посеял Свое семя в

плодородную утробу иудейской девы.

Оно проросло, «как отпрыск и как росток из сухой земли»3. Семя Божье постоянно

сдвигало в сторону камни, старавшиеся не дать Ему прорасти. Служением Его была

уборка камней, портящих почву Его Отца.

Камни законничества, обременяющие спину.

Камни угнетения, ломающие кости.

Камни предвзятости, забором окружающие бедняков.

Но появился и последний камень, оказавшийся главным испытанием для семени

Божьего. Камень смерти — подкаченный людьми и приваленный сатаной к двери

гроба. На миг могло показаться, что семя останется под землей. Какое-то мгновение

камень выглядел слишком тяжелым, чтобы его сдвинуть.