И. Халатников - Дау, Кентавр и другие

В конце концов удалось найти компромиссное решение — наше посольство в Париже согласилось выдать Анни въезд­ную визу в Советский Союз. В ожидании необходимых фор­мальностей нам всем, к общему удовольствию, пришлось за­держаться в Париже еще на один день.

О перипетиях этой истории, кроме меня, никто из делега­ции не подозревал, хотя в нее входило 17 человек. На лицах участников обнаружилось сильное удивление лишь при выле­те из Парижа, когда они увидели в аэропорту, что состав на­шей группы увеличился еще на одного человека.

Это был, по-видимому, единственный случай в истории со­ветской науки, когда делегация возвращалась из заграничной командировки не только без численных потерь, но даже с при­обретением.

Такова романтическая концовка нашего второго советско-французского симпозиума.

Многим читателям в настоящее время трудно ощутить, ка­кими бедами могла обернуться вся эта история не только для основных действующих лиц, но и для всего института. Ведь она разыгрывалась в условиях, когда действовал уже ранее упо­минавшийся мной принцип, сформулированный Александром Васильевичем Топчиевым: «измена жене во время зарубежной командировки приравнивается к измене родине».

Однако для Абрикосова дело обернулось относительно мяг­кими репрессиями. Первая реакция «инстанций» была о^ень свирепой, и, как мне рассказывал Георгий Константинович Скрябин, главный ученый секретарь Академии наук, сверху требовали немедленного увольнения Абрикосова из Академии. Но ограничились лишь тем, что закрыли ему выезды за грани­цу. Для Абрикосова это было довольно чувствительным нака­занием, так как до того он одним из первых начал свободно выезжать из страны и даже в течение некоторого времени был консультантом Иностранного отдела АН, превратившегося позже в Управление внешних сношений (УВС). Этот запрет сняли лишь в 1975 г. После подписания Хельсинкского согла­шения Абрикосову разрешили выехать в Финляндию.

Трудно было тогда представить себе, что наступят такие вре­мена, когда Абрикосов, свободно выехав на месяц в команди­ровку, останется навсегда в Соединенных Штатах заведовать теоретическим отделом Аргонской национальной лаборатории.

Двухстронние симпозиумы (продолжение истории)

1968 год вообще был богат событиями в международной жиз­ни института. По предложению вице-президента АН Бориса Павловича Константинова, а точнее по инициативе американ­ских физиков-теоретиков, которую они предварительно с ним обсудили, мы начали международную программу совместных советско-американских симпозиумов по теоретической физи­ке, которые, начиная с 1969 г., проводились регулярно и по­очередно — то в СССР, то в США. Координаторами этих симпозиумов были: с американской стороны — профессора Дэвид Пайне и Коньерс Херринг (к сожалению, последнего уже нет в живых), с нашей стороны — я и Лев Горьков.

Первый такой симпозиум проводился в 1969 г. в Москве. Мы, действуя в духе одесских симпозиумов, собрали весь цвет нашей теоретической физики. С американской стороны при­ехала, можно без преувеличения сказать, «первая сборная» те­оретиков, работавших в области физики конденсированного состояния. Кроме указанных координаторов, в «сборную Аме­рики» вошли лауреаты Нобелевской премии Джон Бардин и Боб Шриффер — великие творцы теории сверхпроводимости, Лео Каданов, Пол Мартин, Алан Лютер и другие. Почти по­стоянно участвовал в симпозиумах Пьер Хоэнберг, который в начале 60-х в течение года стажировался в Институте физи­ческих проблем и был близким другом тогдашнего аспиранта Саши Андреева. К началу наших симпозиумов его имя было уже хорошо известно в теоретической физике.

Успех первого московского симпозиума объяснялся глав­ным образом тем, что составы советской и американской де­легаций были «равными по силе». Конечно, ядро участников с нашей стороны составляли сотрудники Института теорети­ческой физики.

Через несколько лет я встретил Пола Мартина на конфе­ренции, посвященной 100-летию Людвига Больцмана. В ходе дружеского разговора он пытался ответить на им же сформу­лированный вопрос, в каком из американских университетов имеется группа физиков-теоретиков, равная по силе Институ­ту теоретической физики. После некоторого размышления в конце концов он ответил так: «Только сборная команда теоре­тиков Восточного побережья Америки, включая теоротдел Ла­бораторий компании «Белл», могла бы соперничать с Инсти­тутом теоретической физики».