Алесь Жук - Заполненный товарищами берег

Рыгор Семашкевич заявил о себе как о поэте в республиканской печати еще 1959 году, в четырнадцать лет. К слову будет сказано, студентом Семашкевич стал в шестнадцать лет, не окончив среднюю школу. В то время такое было возможно. В настоящее время Семашкевич наиболее воспринимается как поэт, хотя еще со студенческих лет он активно работал как исследователь литерату­ры и культуры Беларуси. Внимание его было сосредоточено на белорусском национальном движении в конце ХІХ начале ХХ столетия, что не особенно приветствовалось.

Еще студентом он написал научно-исследовательский очерк «Бронислав Эпимах-Шипило» об очень заметной личности в белорусском национальном Возрождении. Книга вышла в издательстве «Навука і тэхніка» в 1968 году. Через три года им издано исследование «Беларускі літаратурна-грамадскі рух у Пецярбурзе. (Канец ХІХ — пачатак ХХ ст.)». Разрабатывать тему белорусского национального Возрождения он будет и дальше: напишет о дружеских отноше­ниях Бронислава Эпимаха-Шипило и Янки Купалы, о «нашенивском» периоде жизни и творчества Купалы. К Купале у Семашкевича было свое личное особое отношение. Он считал его гением не только национальной, но и всемирной лите­ратуры. Он считал, что Купала как следует не известен не только всему миру, но и своему народу, которому если известен, то поверхностно. О роли Игната Буйницкого в становлении белорусского театра Семашкевич напишет эссе «Світка Буйніцкага». Еще Рыгор Михайлович хотел написать об Алесе Бурбисе, примечательной личности в белорусском Возрождении, который был одним из основателей Белорусской социалистической громады, простым актером в труп­пе Буйницкого, сам был постановщиком нескольких спектаклей, позже работал заместителем наркома иностранных дел БССР. Рыгор собирал о нем материалы в архивах и не только.

Однажды Семашкевич показал мне копию статьи из газеты «Звязда» о похо­ронах Алеся Бурбиса, который умер в 1922 году. Его гроб под траурную музыку духового оркестра несли на руках с площади Свободы на Сторожевское кладби­ще. Похоронен Бурбис был рядом со Степаном Булатом, что и служило Рыгору ориентиром в поисках могилы. Мы за день буквально на коленях обползали уже довольно разрушенное Сторожевское кладбище, находили почти полностью ушедшие в землю надмогильные камни еще начала ХІХ столетия с надписями в том числе и на польском языке, но ни одной, ни другой могилы не нашли. Потом у Семашкевича появились сведения, что перед закрытием Сторожевского кладби­ща Булат и Бурбис были перезахоронены на Военном кладбище. Мы обследовали и Военное кладбище, но могил так и не нашли, зато у самой калитки наткнулись на совсем разрушенное надгробие Всеволода Игнатовского. Мы пришли к выводу, что те перезахоронения могли быть «подрезаны» во время послевоенной застрой­ки Долгобродской улицы, или тех национал-коммунистов и «нацдемов» никто и не перезахоранивал.

Научно-исследовательская работа требовала работы в архивах Вильни и Ленин­града, городах, которые Семашкевич любил. Вильню за то, что это наша Вильня, а северную столицу за то, что с ней была связана жизнь Анны Ахматовой.

Семашкевич начинал свой творческий путь со стихов. Поэзию он знал, любил, чувствовал. Читал ее много: белорусскую, русскую, зарубежную, круг уважаемых им поэтов был велик. Но Анна Ахматова занимала в нем особое место, ее он просто боготворил. Мало того, что он знал все напечатанное о ней, он собирал об Ахматовой самые незначительные публикации и упоминания, появлявшиеся в периодической печати. Его можно было обидеть, отмахнувшись от новой находки об его иконе.

Для самой Анны Ахматовой столь значимым был Пушкин. Начиная с 20-х годов она занималась Пушкиным, не прерывала эту работу всю жизнь, намеревалась издать книгу о Пушкине. К сожалению, рукопись этой книги не сохранилась, но сохранилось составленное содержание того, что она собиралась включить в нее. На основе этого содержания в ленинградском отделении изда­тельства «Советский писатель» в 1977 году была издана книга Анны Ахматовой «О Пушкине» с основательными научными комментариями.

В комментариях к статье «Гибель Пушкина» был помещен и черновик сти­хотворения, в котором она вину за смерть поэта возлагала на придворное окру­жение и на самого Николая І:

И отнять у них невозможно

То, что в руки они берут,

Хищно, бережно, осторожно,

Как... меж ладоней трут.

....... поэта убили,

Николай правей чем Ликург.