Уоллес Стивенс - Стихотворения

Красой росистых красок соразмерных:

Блистающий в святилище на троне,

Великолепный символ, осиянный

Аркадой радуги, являясь нам,

Венцом и скиптром поражает дух, –

Скипетродержица высоких жизней,

Их средоточье, лучезарный смысл.

А эта – воплощение себя,

Душа-сивилла, чей алмаз бесценный

Есть нищета, сокровища ее

Сокрыты в средоточии земли,

Сей клад – нужда, а посему и образ

Сивиллы, как слепец, наощупь форму,

Убогую, хромую вечно ищет:

Рука, спина, мечта невзрачны так,

Что и не вспомнишь, – столь неузнаваем,

До дыр, в ничто изношен прежний образ.

Ребенок спит и видит жизнь во сне,

И на дорогу женщина глядит.

Когда от этого зависит жизнь,

Они должны воспользоваться правом,

Дает нужда им это право, выдыхая,

Дать имя категориям суровой

Необходимости, наречь их – значит

Создать опору, право опереться,

А значит, право знать свое спасенье,

Посредством знанья своего достичь

Иных пределов, плоскость ту, откуда

Блистающая женщина видна

В полнейшем одиночестве, она

Между людей и все ж отчуждена

От человеческого, неземная,

Все боле отдаляясь, застывает.

И все ж, досель непознанное нами,

Нечеловеческое наших свойств,

Известное в неведомом пребудет

Нечеловеческим лишь краткий миг».

Казалось, что дыханьем монолога

Просторный парус оживил Улисс,

И парус тайной трепетал, как бы

В другую ночь другой вознесся парус,

Ночь рассекая, как морской простор,

И сгусток звёзд в ночи над ним повис.

Перевод Яна Пробштейна

РЕБЕНОК, ЗАСНУВШИЙ НАД СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНЬЮ

Среди известных стариков

Есть безымянный, погружён

Он в думу тяжкую о всех и вся.

Они ничто вне мирозданья

Сего единственного разума.

Он изучает их извне и знает изнутри,

Лишь он один их жизнью управляет,

Далёк, и всё же близок, чтоб нынче ночью

Над изголовьем струны пробудить.

Перевод Яна Пробштейна

ПЕРВОЕ ТЕПЛО

Интересно, жил ли я в подполье,

Пытая рельность вопросами,

Земляк всех костяков земли?

Сейчас здесь тепло, о котором я позабыл,

Становится частью реальности, частью

Пониманья реальности,

И стало быть, вознесеньем, ибо я жил

В том, что могу потрогать, ощупать до чёрточки.

Перевод Яна Пробштейна

ПОКИДАЯ КОМНАТУ

Ты говоришь. Молвишь: Черты сего дня —

Не скелет, извлечённый на свет из чулана. И я не живой труп.

Тот стишок об ананасе, или тот

О ненасытном уме,

Тот о правдоподобном герое, или тот

О лете, — не такие, что может придумать скелет.

Интересно, жил ли я в подполье,

Не веря в реальность,

Земляк всех костяков земли?

Сейчас здесь снег, о котором я позабыл,

Становится частью реальности, частью

Пониманья реальности,

И стало быть, вознесеньем, ибо я жил

В том, что могу потрогать, ощупать до чёрточки.

И все ж, ничто не изменилось, кроме

Нереального, словно ничего вообще не изменилось.

Перевод Яна Пробштейна

РЕАЛЬНОСТЬ ЕСТЬ ТВОРЕНЬЕ АВГУСТЕЙШЕГО ВООБРАЖЕНЬЯ

В прошлую пятницу, при полном свете пятничной ночи,

Мы поздно ехали из Корнуэлла в Хартфорд домой.

Та ночь не была твореньем стеклодувов из Вены

Или Венеции, недвижно собиравшая время и пыль.

Был хруст силы мельничных жерновов

Под западной вечерней звездой.

То была сила славы, осенявшая вены,

Пока все рождалось, двигалось и исчезало,

Возможно, вдали — превращенье иль пустота,

Зримые превращения летней ночи,

Вытяжка серебра, обретавшая форму,

Но вдруг отринувшая себя самое.

Зыбко вздымалась массивная зыбь вещества.

Ночное лунное озеро не было ни из воздуха, ни из воды.

Перевод Яна Пробштейна

МИФОЛОГИЯ ЕСТЬ ОТРАЖЕНИЕ МЕСТНОСТИ

Мифология есть отражение местности. Здесь,

В Коннектикуте, мы никогда не жили во времена,

Когда мифы были возможны — Но если бы жили —

Возник бы вопрос об истинности образа.

Образ и создавший его должны быть одной природы,

Он есть продолженье природы создателя,

Над ним вознесён. Это он, обновлён, юностью освежён,

И это он растворён в существе местности сей,

Он есть древо его лесов и камень его полей

Или — из недр его гор извлечён.

Перевод Яна Пробштейна

РЕКА РЕК В КОННЕКТИКУТЕ

В краю стигийском есть одна река

Раздольная до чёрных водопадов,

Деревья ж без древесного ума.