Unknown - 7f4e8b64-5b06-4464-8069-7c0694bf4f77 out

В те дни Том был рядом почти постоянно, но при этом общались мы мало — не хватало времени. Мы виделись либо в Исчезающей комнате, где было не до болтовни, либо на полигоне, где Кокрэйн не давал нам вздохнуть спокойно, либо на занятиях, где приходилось разговаривать шепотом. На факультете Том бывал редко, а ночевал в своей подсобке. Все свободное время у него уходило на подготовку к собственным урокам. Он теперь подменял Меррифот у первого и второго курсов и с удивлением обнаружил, что куда проще вести уроки, чем отчетность по ним. Нужно было заполнять множество бумаг — всякие планы лекций, опорные схемы и прочее, — от которых не было никакой пользы, но которые очень любил проверять Совет попечителей. До того я даже не подозревал, что в жизни учителя столько времени уходит на писанину.

Вдобавок Том, как и Меррифот, все свои уроки начинал с контрольных. Если он и появлялся на факультете, то приносил с собой стопку пергаментов и правил их, устроившись в кресле, — а вокруг толпились студенты с младших курсов, с нетерпением ожидая, пока очередь дойдет до их работ. Старостой стал Касси Малфой, и теперь уже он по заведенной традиции еженедельно принимал отчеты у лидеров курсов. Факультет продолжал функционировать, как хорошо отлаженная машина...

***

Ноябрь в том году выдался сухим и бесснежным. Только в начале декабря замерзшую землю припорошило снегом. По утрам стоял такой густой туман, что в двух шагах ничего не было видно. Когда немного прояснялось, я выходил на улицу и пытался найти среди множества окон замка окна Исчезающей комнаты, но мне это ни разу не удалось.

К тому времени мы уже полностью расчистили левый дальний угол комнаты и собирались взяться за правый. Один из вечеров декабря оказался особенно плодотворным. За пару часов мы нашли тяжелую и довольно-таки уродливую серебряную чашу гоблинской работы, гребень для волос с инкрустацией, на котором, по словам Тома, лежало заклятье забвения, да еще оправленный в золото рог единорога. Рог был старый, поцарапанный и пожелтевший, но магические способности сохранились — когда его для пробы опустили в чашу с ядом, зелье зашипело и вспенилось, превращаясь в безобидную воду.

Когда все находки были очищены от пыли, упакованы и записаны в тетрадку, мы уже собрались уходить и ждали только Тома — он решил напоследок пройти с лозой еще один участок, но застрял возле массивного дубового сундука. Ивовый прут бешено вращался, указывая, что там есть металл, однако сундук был забит наполовину истлевшими гардинами и скатертями, от которых при малейшем прикосновении поднимались клубы пыли. Я отогнал Тома и принялся разбирать сундук самостоятельно, сваливая шторы и гобелены рядом. Том, отойдя в сторону и приподняв посеревшую от пыли маску, глотал противоаллергенное зелье. Тем временем показалось дно сундука, и я уже решил, что или лоза соврала, или Том от усталости ошибся, — как вдруг в уголке под горой выцветших полотенец нашелся небольшой сверток, перевязанный бечевкой.

Я вынул его, положил на пол и стал было развязывать веревку, но она разлезлась под пальцами. Остальные подошли ближе. Том стоял рядом с палочкой наготове — никогда ведь не знаешь, какая гадость обнаружится в безвредной с виду вещи. Развернув несколько слоев холста, я, наконец, добрался до того, что пряталось в свертке. Это был небольшой — вместе с рукояткой дюймов десять в длину— нож с потемневшим и изъеденным ржавчиной лезвием, вдоль которого вился серебряный орнамент.

Я осторожно протянул к нему руку, но нож внезапно шевельнулся, как живой, и полоснул меня по пальцам. От времени он затупился, так что не причинил мне вреда, даже перчатку не поцарапал, но я мгновенно отодвинулся, дернув за собой Тома. Со старинным оружием шутки плохи — если ты ему не понравишься, может и в горло вонзиться.

— Может, ну его? — спросил Колин. Его голос из-под маски звучал глухо и искаженно. — Положим обратно, в другой раз выясним, что это за штука. А то горгулья знает сколько провозимся...

— Подожди, — Том шагнул вперед и присел на корточки. — Вдруг он к кому-нибудь из нас сам пойдет.

Он медленно протянул руку и застыл, не шевелясь. Нож слегка подрагивал, словно привыкая к запаху человека. Потом приподнялся, качнулся — и лег в подставленную ладонь так уверенно, словно Том всегда был его хозяином.

Том поднялся и тыльной стороной перчатки протер запорошенные пылью очки. Поднес нож к глазам, рассматривая знаки на деревянной рукоятке.