Unknown - 7f4e8b64-5b06-4464-8069-7c0694bf4f77 out

— Рад познакомиться. Рэй.

— А полное имя? Рэймонд?

— Да, — уклончиво ответил я, — где-то так.

— Необычное имя. А у меня самое простецкое...

Он рассмеялся

— Знаете, я сейчас вспомнил — у нас был один знакомый, так в их семье было принято называть всех сыновей на "Р". Из поколения в поколение. Как они только ни изощрялись, придумывая имена, — на эту букву их ведь не так много. Ромул, Руперт, Рубен... Каких только диковинных имен не было! Лично у меня бы фантазии не хватило.

Я прикурил от палочки, медленно-медленно выдохнул дым.

— Да, всякое бывает в жизни... А как этот знакомый назвал собственных детей?

— У него, кажется, всего один ребенок. Или двое, я уже не помню, — мой собеседник пожал плечами. — Это не то чтобы очень близкий друг — так, деловой партнер нашей семьи. Он умер не так давно.

Я промолчал. На душе было тоскливо. Эндрю-"Тамерлан" явно завел этот разговор не просто так.

Эх, предупреждал меня Саймондс, что рано или поздно в клубе кто-то меня узнает, и я наживу неприятностей себе на...

Но Эндрю уже заговорил о другом. Незаметно мы перешли на тему фронта, и он принялся рассказывать, как воевал в Африке. Примерно через час я спохватился, спустился на несколько ступенек и посмотрел на едва видимый в темноте силуэт здания, в котором находился клуб. Там временами мелькал золотой огонек — три вспышки, длинная пауза, еще три... Значит, все в порядке. Министерские ушли, путь свободен.

Вернувшись к Эндрю, я сказал ему об этом, и он стал осторожно спускаться, держась за ржавые поручни. Когда мы оказались внизу, я не выдержал и спросил:

— А как была фамилия вашего знакомого? Ну, у которого всех мужчин в роду звали на "Р"...

— Что? — он рассеянно посмотрел на меня. — А, этот... Не помню, честно говоря.

Если он не лукавил и не пытался поймать меня в ловушку, то понятно было, отчего он ответил так неохотно, — человека всегда можно вычислить по списку его знакомых.

— Случайно, не Лестрейндж? — я пошел ва-банк.

Эндрю заметно напрягся.

— Не знаю... Не могу точно вспомнить.

— Я его сын.

— Не понимаю, о чем вы, — холодно ответил Эндрю.

Я сунул руку за пазуху, где носил на цепочке фамильное кольцо, и, вынув его, продемонстрировал "Тамерлану" герб в виде двух идущих львов. Он долго смотрел на него, потом перевел взгляд на меня и вдруг рассмеялся.

— Да-а, тесен мир. Давайте тогда знакомиться по-настоящему, что ли... Борджин. Андреас Борджин. Слыхали о таких?

Естественно, я слышал. Фирма "Борджин и Беркс" была одним из партнеров моего отца. В наши дни она скатилась до уровня сомнительной лавчонки в Ночном переулке, но тогда, в сороковые, "Борджин и Беркс" были солидным антикварным магазином в самом что ни на есть приличном районе, почти рядом с Гринготтс.

— Отец говорил мне, что Лестрейнджи разорились, — задумчиво сказал Эндрю. — Теперь понятно, что вы... что ты делаешь в игорном клубе. Слушай, пойдем выпьем, а?

В клуб мы в ту ночь не вернулись. Нашли какой-то сомнительный и не слишком чистый, зато работавший круглосуточно кабак неподалеку и там проболтали до утра, глотая дрянной огневиски и отгородившись заглушающими заклятиями от остальных посетителей. Пару раз к нам подсаживались девицы не первой свежести, интересовавшиеся, не скучно ли нам и не хотим ли мы развлечься, но Борджин, не глядя, отшивал их.

Видно, он давно ни с кем не общался, кроме как по службе, и ему хотелось выговориться. Вдобавок и алкоголь брал свое.

— Ты не представляешь себе, что такое — работать в семейной фирме, — говорил Эндрю, глядя на тонкий дымок от папиросы. — Я взрослый человек, прошел войну, а мной помыкают, как мальчиком на побегушках... Я, собственно, и не собирался этим заниматься. После Хогвартса уехал в Париж, на курсы антикваров. Там студенческая жизнь, посиделки, вино, девочки, ночные прогулки по Латинскому кварталу... Красота! Думал, сначала закончу курсы, попутешествую, а там и решу, чему себя посвятить. Но тут началась война. С учебой, естественно, пришлось завязывать. Я завербовался добровольцем, поучаствовал в боях с немецким десантом, а в прошлом году нас перебросили в Африку — там-то меня и ранило... После госпиталя демобилизовался, вернулся в Лондон, и тут уж волей-неволей пришлось идти на работу в магазин. Денег-то не было ни кната, а дожидаться милостей от папаши я мог бы еще сто лет. Он и так платит мне меньше, чем любому клерку, — мол, какие расчеты могут быть между родственниками? Вот, говорит, я умру — тебе и так все достанется. Так это еще когда будет... Нет, дай ему Мерлин здоровья, конечно, — ты не подумай, что я желаю смерти родному отцу. Просто иногда сил не хватает терпеть...