Unknown - ee6d13d2-f916-48f5-9385-7b5907e56738 out

Я глубоко затянулся сигаретой, но промолчал.

— Знаешь, когда я впервые понял, что все непросто? — сказал Том так спокойно, будто рассуждал о новых научных теориях. — После той истории с Крэйном, ну, помнишь, на четвертом курсе. Когда я увидел след от петли у тебя на шее. Я тогда дотронулся до рубца — и что-то случилось. Через меня как будто прошел ток, я не мог понять, что происходит. Знал только, что с этой минуты любой человек, который причинит тебе вред, станет смертником. Я уничтожу его. Если не смогу сразу, то буду ждать десять, двадцать, тридцать лет, но рано или поздно этот человек умрет, причем страшной смертью... А еще в тот день я понял, что безумно хочу с тобой переспать.

— Какое счастье, — не удержался я.

— Хватит язвить! — огрызнулся Том. — Помнишь, у тебя тогда был сильный озноб? В комнате было нечем дышать от камина, а ты не мог согреться в свитере под двумя одеялами. Я лег с тобой, чтобы тебе было теплее. Потом ты заснул, а я лежал рядом, одной рукой обнимал тебя, а другой — ну, понятно что делал...

Дивный выдался денечек. Сплошные откровения.

Три дня назад мне убедительно разъяснили, что я, оказывается, был влюблен в своего лучшего друга. Так теперь выясняется, что и этот самый друг питал насчет меня странные желания!

Том посмотрел на меня:

— Пей кофе, пока совсем не остыл.

— Смеешься? Какой, к черту, кофе?.. Слушай, почему ты мне тогда ничего не сказал?

— Представь себе, мне было страшно. Понимаешь, я ведь вырос у маглов, в той среде, где за такие штучки могли и убить. Я привык думать, что мужчина, который спит с другими мужчинами, — это вообще не человек, это хуже крысы. Существо, которое надо отделать так, чтобы от лица ничего не осталось, кроме кровавой каши, потом забить в зад какую-нибудь палку или бутылку из-под пива и бросить подыхать... Я был наслышан о таких историях. И всегда считал, что с педерастами так и надо. А уж после Уоллеса — сам понимаешь, я их просто ненавидел... И тут вдруг такое случилось со мной, хотя этого в принципе не могло быть! Я был в таком ужасе, думал, что я теперь стану ненормальным, начну красить губы и манерничать. Знаешь, как я пытался это в себе задавить?

— Сейчас, я смотрю, ты переменил отношение.

— Будешь смеяться, мне помогла встреча с Дамблдором, — усмехнулся Том. — Мне важно было узнать, действительно ли он предпочитает мужчин. Спросишь, почему? Потому что он боец. Я ненавижу его, как только можно ненавидеть человека, но это дела не меняет. Он прекрасный боец, высшего класса. Если я когда-нибудь таким стану, то буду считать, что ухватил Мерлина за бороду... Так вот, когда я понял, что он и вправду голубой, когда мы с ним разговаривали в коридоре — ну, ты помнишь, — и у Дамблдора на меня стояло, да еще как... Вот тогда-то я успокоился. Потому что это означало, что можно оставаться мужчиной независимо от того, с кем ты спишь.

— Гениальный философский вывод... Том, скажи честно — у нас с тобой было что-то, чего я не помню?

Упоминание об обливиэйте, наложенном на Борджина, навело меня на кое-какие мысли.

— Да, — просто ответил Том. — Помнишь, я приехал к тебе, когда убил своего отца? Кстати, это было ровно четыре года назад. Тоже семнадцатого июля... Ты тогда закрывал воспоминания с помощью боли от ожога. На самом деле поначалу мы закрывали их немного иначе, — он опять усмехнулся. — Ты сказал, что лучше всего прятать опасные моменты под "картинкой" секса, но с этим, мол, ничего не выйдет, потому что у нас нет девушки под рукой. Я ответил, что мы вполне можем обойтись друг другом. Дурацкая шутка, согласен. Собственно, я ничего серьезного не имел в виду. Слишком нервничал после убийства, и вправду думал только о том, как бы закрыть воспоминания... Но все равно попытался тебя поцеловать. Ты решил, что я спятил от нервного потрясения, и сначала меня уговаривал, а потом разбил мне нос. Я даже не стал отвечать ударом на удар — понимал ведь, что сам тебя спровоцировал. Пошел в ванную смывать кровь, подумал, что и вправду как-то глупо вышло... Сижу на краю ванны, вода хлещет, и тут ты входишь с таким лицом, будто собрался на эшафот, и говоришь: ладно, давай, раз уж так надо...

— И что потом?!

— Да ничего особенного. Нам было по пятнадцать лет, много нужно, что ли? Пару раз поцеловались, там же, в ванной — и готово, фейерверк в штанах и в голове... Потом ты, естественно, стал терзаться. Дескать, все это плохо, ужасно, аморально, это погубит нашу дружбу, и как жить дальше, и прочее. Попросил стереть тебе память. Жалко было, конечно, — эмоции били через край, любого легилимента вышвырнуло бы в секунду... Но я стер. И забыл об этом, потому что позже стирал память самому себе. Узнал об этой истории только через полгода, из дневника.