Unknown - 2922a076-ca59-48a9-bf3c-d16a1fd6c117 out

— Спасибо, — сказала она, чувствуя, как горят щеки. — Да, я понимаю. И давай закончим на этом, хорошо?

* * *

После разговора с Джорджем на душе стало намного легче. С этого дня вообще все стало проще — можно было больше не искать повода для ссор, не придумывать отговорки, куда это она исчезает по вечерам из гриффиндорской гостиной. О помолвке быстро стало известно, и однокурсницы наперебой расспрашивали Минерву, как все произошло, — романтично или не очень, становился ли Том на колени, клялся ли в вечной любви... Все так ее поздравляли, будто и не они еще вчера судачили у нее за спиной.

Много позже, вспоминая эти дни, Минерва вдруг поняла, что на самом деле Том ни разу не сказал, что любит ее. К слову не приходилось, да и это казалось само собой разумеющимся — иначе отчего бы он собирался жениться... А приготовления шли всерьез. Минерва написала домой, что на зимние каникулы приедет с "молодым человеком". Том отправил в Министерство магии сову с просьбой дать разрешение на брак — иначе им бы пришлось ждать еще год, до его совершеннолетия. Как-то быстро и естественно они все распланировали на будущее — что свадьбу сыграют на острове Скай, а после Тому придется сразу же искать работу: ведь будучи семейной парой, они уже не смогут жить в школе, значит, придется снимать квартиру в Хогсмиде.

Минерва теперь проводила на Слизерине вечер за вечером. Ей нравилась компания Тома, в которую входили в основном мальчишки, с разных курсов и даже с разных факультетов. Впрочем, костяк составляли его однокурсники: Колин Розье, который на поверку оказался куда лучше, чем Минерва о нем думала; худенький и тихий Рэй Лестрейндж, который, видимо, был для Тома самым близким другом — настолько, что они понимали друг друга с полувзгляда, словно владели легилименцией; толстый и забавный Тимоти Эйвери; скромный и старавшийся держаться в тени Маркус Флинт. Последнего Минерве было немного жаль — Маркус был немцем, его родители бежали из Германии, чтобы не служить Гриндельвальду, но в школе к Маркусу все равно относились настороженно. Если бы не покровительство Тома, он мог бы стать изгоем.

Девочки в компании тоже были, и некоторые неприязненно косились на Минерву— должно быть, у них были свои виды на Тома, и ее считали захватчицей, посягнувшей на чужое. Однако вслух никто ничего не говорил. Она довольно быстро поняла, что с Томом просто не хотят ссориться, — у себя на факультете он пользовался куда большей властью, чем любой староста на Гриффиндоре. Его слушали и слушались; младшие курсы обращались к нему не иначе как "сэр" и относились со смесью ужаса и восторга. Том никогда не повышал голоса, никогда не вмешивался по мелочам, как другие старосты, но держал факультет железной рукой.

Неписаный лозунг подземелий гласил: "Слизерин все, остальное — ничто". Считалось, что факультет должен быть заодно, что нужно всегда помогать другому слизеринцу, а факультет взамен не оставит тебя в беде... За эту взаимную поддержку и спаянность приходилось, разумеется, расплачиваться — твои оценки и поведение переставали быть личным делом. Минерва отлично помнила один вечер, когда в общей гостиной Слизерина к ним подошел какой-то невысокий веснушчатый мальчишка. Извинившись, он позвал Тома выйти на минутку. Том и вправду скоро вернулся, пряча в карман носовой платок.

— Что там такое? — спросила Минерва.

— А, — он отмахнулся. — Балбесы со второго курса. Чуть не сорвали сегодня урок по уходу за магическими существами, потому что тайком дразнили гиппогрифа, а тот взбесился, оборвал привязь и улетел. Профессор Кэттлберн снял с них двадцать баллов, так что теперь они наказаны.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Вместо ужина я отправил их драить туалет — без магии, естественно, — и временами хожу проверять. Честно предупредил, что если проведу носовым платком вдоль стены и обнаружу грязь, то придется переделывать все заново. Пускай поработают до полуночи, потом отпущу.

— Послушай, — Минерва была искренне изумлена, — но ведь профессор Кэттлберн их уже наказал!

— Именно поэтому. Мы не можем позволить себе терять баллы, если какому-то идиоту пришло в голову тыкать в гиппогрифа палкой.

Он рассмеялся, глядя на выражение ее лица.

— Тебе этого не понять, Минни. У нас здесь принято думать в первую очередь об интересах факультета. Если сравнивать с военным делом, то гриффиндорцы безнадежно застряли в бронзовом веке. Вы по своей природе — одиночки. Каждый выходит на бой со своим щитом и мечом, бросает вызов противнику и бьется с ним один на один. Все остальные в лучшем случае ждут своей очереди сразиться, в худшем — смотрят с трибун, а потом слагают песни о павшем герое. А Слизерин — это фаланга. Единая, спаянная, неуязвимая, один за всех, и все за одного... Во всяком случае, я бы хотел сделать его таким.