Unknown - 61ad6796-2e40-4603-ac60-bc6105305c08 out

Проходит целая вечность, прежде чем Гарри наконец подходит и замечает, что напротив кресла Риддла стоит ещё одно, пустое, словно оставленное специально для него. А оба кресла опоясывает едва видимый светло-зелёный магический овал на полу. Не долго думая, Гарри пересекает черту и без разрешения усаживается на свободное место. Внезапно музыка и прочие звуки стихают. Становится так тихо, что Гарри слышит собственное тяжёлое дыхание. Он удивлённо смотрит на зеленоватый овал, и всё становится ясно.

— Заглушающий барьер?

— Не люблю шум, — поясняет Риддл с улыбкой.

— Но вы ведь сами распорядились устроить торжество.

— Моим людям нужно веселиться. Но я, в отличие от них, устаю от большого скопления народа.

— Это бывает очень утомительно. Особенно когда каждый стремится подойти именно к тебе.

— Я рад, что ты меня понимаешь. Именно поэтому приходится отгораживаться барьером, чтобы ясно дать понять, что я не настроен ни с кем общаться.

Кажется, последняя фраза была сказана не без намёка, и до Гарри только сейчас начинает доходить весь смысл собственного нелепого поступка. А голова стремительно яснеет.

— Простите, что потревожил вас, — напряжённо произносит он, невольно сжимаясь в большом кресле. — Я сейчас же уйду. Простите.

Гарри порывается встать, но Риддл властным жестом останавливает его.

— Брось, Гарри. Твоему обществу я всегда рад. В конце концов, осмелиться подойти ко мне сегодня мог бы только настоящий гриффиндорец.

Риддл улыбается, и Гарри облегчённо вздыхает, окончательно расслабившись.

— Вчера вы говорили, что я больше не гриффиндорец.

— Верно. Но некоторые черты характера с годами лишь усиливаются. Ты только посмотри на их лица.

Вначале Гарри не совсем понимает, что имеет в виду Риддл, но затем послушно обводит глазами зал. Некоторые Пожиратели смотрят на них в упор и с лёгким недоумением. На лице Люциуса Малфоя написана чуть ли не зависть пополам со злобой. Беллатрикс недовольно кривит губы. Несколько молодых Пожирателей, которых Гарри не знает, глядят на него практически с восхищением. От этого зрелища в груди вспыхивает очень странное, но приятное чувство.

— Они вас боятся, — тихо говорит Гарри, прекращая играть в гляделки с завистниками.

— Ты тоже.

— Но я не боюсь рискнуть.

— Вот видишь. В этом весь ты.

— Возможно, — Гарри пожимает плечами и отпивает вина. — Один мой учитель говорил, что больше всего на свете я боюсь страха. Потому что мой боггарт — дементор.

Гарри не имеет понятия, зачем рассказал об этом, однако реакции Риддла ждёт с неясной смесью волнения и нетерпения. Риддл медлит, что-то обдумывая, а затем вздыхает.

— Нет, Гарри. Твой боггарт принимает форму дементора не потому, что ты боишься страха, а потому что ты боишься неизвестности. Да, эти существа вселяют в людей чувство уныния и безысходности, но боятся их за то, что они являются, если хочешь, олицетворением неизвестности. Никто до сих пор не знает, как они появились и что случается, когда приходит их срок. Если вообще приходит. А самое главное, никто не знает, что на самом деле происходит с человеком, чью душу они забирают. Именно поэтому они так страшат тебя.

Гарри хмурится: о такой интерпретации он не задумывался, и она, несомненно, не лишена смысла. Немного помолчав, он решается спросить:

— А во что превращается ваш боггарт?

Он не надеется услышать ответ, однако после короткой паузы Риддл произносит:

— Я не знаю. Много лет назад, в школе, боггарт превращался в моё мёртвое тело на полу. С тех пор я старался не встречаться с этим существом.

— Вы думаете, сейчас что-то изменилось? — осторожно спрашивает Гарри.

— Всё меняется, — Риддл легко улыбается.

— И вы не хотите узнать, чего боитесь?

— Зачем? — в голосе Риддла появляются холодные нотки. — Зачем знать о собственном страхе?

— Чтобы знать свои слабые места.

— Не путай, Гарри. Слабые места — наши недостатки, а страх — лишь отражение наших эмоций. Зная, чего боишься больше всего на свете, ты не избежишь этого.

— Но ты будешь к этому готов.

— Как я сказал тебе только что, страх — это эмоция. А эмоции нельзя контролировать, к ним нельзя быть готовым. Возьмём, к примеру, тебя. Когда-то, насколько мне известно, ты бился с целой стаей дементоров. Скажи, легче тебе было от осознания того, что перед тобой твой самый главный страх?

— Пожалуй, нет, — задумавшись, отвечает Гарри.

— Тогда какой смысл? Это всё равно что знать время и место собственной смерти. После встречи с боггартом ты начинаешь бояться не того, что он тебе показал и даже не самого страха, а ожидания этого страха. Разве нет?