разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

Нашему взводу комбат щедро выделил шесть стан­ковых пулеметов, оставшихся без хозяев, и запас патро­нов, достаточный чтобы выдержать и месячную осаду. Полное изобилие боеприпасов было и в сильно поре­девших ротах.

Потом началась демонстрация силы. Батальонные ми­нометы открыли беглый огонь по окраине села, где тяну­лись немецкие траншеи, туда же ударили все наши пу­леметы. Мы давали немцам понять, что вот-вот подни­мемся для атаки, хотя делать этого и не собирались.

250

Стреляли с небольшими перерывами около часа, по­ка не одурели от грохота выстрелов и порохового дыма. Немцы не отвечали. Но вот со стороны села затявкала скорострельная немецкая пушка. Снаряды ложились до­вольно точно. В наших траншеях появились раненые. Стало ясно: если эту пушечку не заставить замолчать, то через полчаса в наших окопах не останется живых. Но как это сделать? Из пулемета артиллеристов не достать, тем более что они прячутся за кирпичным строением на краю села.

Выход подсказал один из танкистов, которые, укрыв свои бездействующие машины в зарослях ивняка, тоже торчали в траншеях у пулеметов. Красный, с конопатым лицоаа сержант-водитель объявил, что если слить остатки горючего с обоих танков в один, то он берется довести машину до середины поля, разделяющего нас и фрицев. А оттуда можно будет в упор расстрелять проклятую пушчонку.

Комбат идею одобрил. Спустя несколько минут тяже­лый КВ с сердитым урчанием выполз из ивняка, и разво­рачивая хобот орудия, двинулся, набирая скорость, по полю, к селу.

Могучая машина придала нам какую-то отчаянную храбрость. Наши солдаты, в том числе и мои разводчики, не выдержали и с криком «Ура!» устремились за тан­ком.

Эта самодеятельная и глупая, по существу, выходка обошлась дорого. Танк, пройдя метров триста, дважды выстрелил по немецкой пушке и разбил ее, но тут же встал: кончилось горючее.

Горстка атакующих залегла, а потом вместе с танки­стами стала отползать назад, в свои окопы. Трое или чет­веро остались на поле.

Мы выдали немцам свои силы и теперь уже они, об­рушив на позиции батальона ружейно-пулеметный огонь, собрались и пошли в атаку.

В течение двух часов гитлеровцы предприняли восемь атак, но всякий раз отходили, натыкаясь на плотный огонь пулеметов. Мы с напарником выпустили не меньше двад­цати лент. В кожухе моего «максимки» кипела вода, и клу­бы пара мешали видеть в прицельную рамку. Коленки скользили по стреляным гильзам. Пальцы на рукоятках будто свело судорогой. Не знаю, сколько еще продол­жался бы этот бой, если бы не подоспели наши танки. Три Т-34, стреляя на ходу, проскочили наши окопы, смяли немцев и ворвались в село. А у нас уже не было сил встать.и последовать за танкистами. Наступила тишина, а мы все еще продолжали в различных позах лежать в траншеях, смотрели в чистое небо, прислушивались к тишине и не верили, что выжили.

Восьмого мая 1945 года мы с ребятами были у рейх­стага и на его массивных колоннах кинжалами выцарапа­ли свои фамилии. Я тоже расписался «Иван Бородулин из Ленинграда».

Счастливые, радостные оттого, что пришла победа, мы промерили своими брезентовыми сапогами Гитлерштрас-се, побывали у Бранденбургских ворот, у имперской кан­целярии, где еще не были убраны трупы жены и детей Геббельса. Мы ничему не удивлялись и ходили добрыми, ошалелыми и гордыми.

Выспавшись в Берлине, мы на трофейном «опеле» 10 мая догнали в районе Шверина свой полк. Война кон­чилась, а полк все еще дрался с гитлеровскими частями, которые упрямо пробивались на запад.

В ночь с 10 на 11 мая нашему взводу пришлось при­нять участие в коротком, но жестоком бою.

252

Этот ночной бой после Победы дорого обошелся на­шему взводу. Кроме меня, были ранены Петя Гришкин, Дима Иванов, осколок гранаты рассек бровь Дмитрию Дорофееву, и, что печальнее всего,— был убит Юра Краснов, девятнадцатилетний паренек. Он недавно попел к нам во взвод, но за веселый характер, готовность во всем помочь товарищу разведчики его полюбили. А глав­ное, грызла чудовищная несправедливость — потерять товарища уже после войны.

13 мая наш полк был отведен на восток и в местечке Мелентин близ Свинемюнде почти месяц приводил себя в порядок. В начале июня меня и Сережу Власова срочно вызвали в штаб армии, а оттуда отправили в Москву, где мы стали участниками парада Победы.

Как и в ноябре 1941 года, мы с Сергеем проходили по Красной площади и смотрели на Ленинский Мавзолей, где веселые, бодрые, красивые стояли наши маршалы, члены правительства и Генералиссимус Сталин. Минут торжест­венного марша сводных полков по Красной площади 24 июня 1945 года мне не позабыть никогда.