разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

Следователь, потирая руку в черной кожаной перчат­ке, приветливо улыбался, будто бы только что совершил самое приятное дело в жизни.

Как ни странно, но именно этот удар вывел меня из

243

прежнего угнетенного состояния, когда стремление дер­жаться и умереть достойнее смешалось со страхом.

Сейчас мне на помощь пришла злость, упрямая, сни­мающая боль, мысли заработали ясно и четко. Сразу понял, почему у следователя такой узкий стол — можно было бить сидящего напротив, не поднимаясь с места. Выплюнув сгусток крови, я сказал:

— Данке, герр следователь, за приглашение сесть.

— Попробуй еще раз.

Я с-вызовом сел на другой стул, но теперь уже сзади, от конвоира, получил удар, бросивший меня на стул.

Следователь за волосы поднял мою голову и тяжело ударил в лицо.

Я снова отлетел к стене.

И снова пинками меня поставили на ноги.

И снова били.

Очнулся я в камере на полу. Все болело и ныло. Лицо распухло так, что казалось чужим.

В тот день меня еще четыре раза таскали на допросы и били. Это повторилось на другой день, на третий. Я на­ходился в каком-то кошмаре, в полубессознательном со­стоянии.

Пришел в себя в 112-м медицинском батальоне. Ока­зывается, когда наши взяли Штеттин, меня полумертвым нашли в гестаповском подвале.

Поправлялся я быстро и за несколько дней с по­мощью медиков поднялся на ноги. Только вот волосы у меня тогда полностью вылезли, и почти три месяца я ходил совершенно лысым.

Как я узнал впоследствии, особый отдел армии обна­ружил в документах штеттинского гестапо протоколы мо­их допросов и распоряжение отправить меня в Берлин. Эта бумага, наверное, и спасла мне жизнь: приказа рас­

244

стрелять не было, а увезти меня из Штеттина немцам по­мешало стремительное наступление наших войск.

Я узнал также, что мои спутники-парашютисты, в том числе и Миша Петров, бесследно исчезли. И до сих пор мне ничего неизвестно об их судьбе. Но думаю, что и они, если попали в лапы врагу,— остались до конца верными воинскому долгу и своей матери-Родине. Я убежден, я твердо знаю это потому, что они были советскими раз­ведчиками.

I

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

НАША ВЗЯЛА!

После медсанбата я быстро догнал своих в районе северо-западнее Штеттина. 28-й гвардейский стрелковый полк стоял в лесистой местности близ Свинемюнде и го­товился к штурму этого важного стратегического порта немцев на Балтике.

Ребята встретили так, будто я вернулся с того света,—■ не знали, куда посадить и чем угостить. Радости и рас­спросам не было конца. Но отпраздновать свое возвра­щение как полагается не удалось: разведчики получили приказ пробраться в Свинемюнде и добыть сведения о расположении вражеских батарей, численности гарни­зона, словом, обо всем, что могло пригодиться при взя­тии города.

Для выполнения задания я отобрал самых надежных разведчиков, тех, кого отлично знал по боевым делам в Заполярье: Петра Гришкина, Николая Верьялова, Диму Иванова, Николая Серова, Дмитрия Ерофеева и Гришу Монокова, который теперь вместо Ромахина исполнял обязанности моего связного.

К городу наша шестерка подошла легко и быстро, но у первых же окраинных домов мы убедились, что удача кончилась. Куда бы ни совался наш головной дозор, на­щупывая брешь в обороне, всюду натыкался на автомат­ный или пулеметный огонь. Совершенно неожиданно мы обнаружили, что главное шоссе, ведущее к городу, не охраняется, а точнее, охраняется густой сетью противо­танковых мин, натыканных не только в полотно дороги! но и по кюветам.

246

Зная, что такие мины взрываются от нагрузки ■ 200 и больше килограммов, мы решили рискнуть—ведь ник­то из нас даже с полной амуницией не весил и ста кило­граммов.

Метров триста цепочкой ползли вдоль шоссе по мок­рому грязному кювету, пока не почувствовали, что самое опасное место позади. Потом выбрались на асфальтовое полотно и под покровом темноты вошли в город. Преж­де всего нам надо было пробраться в порт, и мы двину­лись какими-то дворами и задворками в сторону, где должно быть море.

Спустя некоторое время выяснилось, что Петр Гриш­кин идти не может, так как час назад немецкая пуля ца­рапнула ему голову. Дудочка никому не сказал о своем ранении, боясь, что его отстранят от операции, а вот те­перь царапина дала себя знать — кровь струилась по ли­цу Дудочки, слепила глаза. Требовалось срочно осмот­реть и перевязать рану.

Выбрали домик поневзрачнее. Через тонкие щоли ставней из окон сочились едва заметные желтые лучики. Приготовив пистолеты, осторожно постучали в дверь. Она тотчас же открылась, будто нас ждали.