Nataly - Михаил Абрамович Мильштейн

Я трясущимися руками вытащил из кармана одну денежную купюру. Дрожащим голосом попытался объяснить, что вторая пропала. И вдруг заведующий громким, чтобы все слышали, го­лосом, сказал:

Ты что, Мильтон, уже совсем из ума выжил? Ты же вернул ее мне. Вот она! — с этими словами он достал деньги из кармана и показал всем.

Нет, — продолжал мой неожиданный спаситель, — ты не умеешь обращаться с деньгами. Давай сюда остальные деньги и иди за стол.

Он забрал и ту единственную купюру, что у меня оставалась. Тут же раздались голоса ребят:

— Эй ты, дурак, иди, садись!

Все, наконец, успокоились и расселись по своим местам. А я никак не мог опомниться. Не знаю, через какое время я оглядел­ся по сторонам. Ребята уплетали ужин, бросая на меня вполне дружелюбные взгляды. И я расслабился, и даже немного поел.

Зачем же все-таки заведующий сказал, что я возвратил ему деньги? Почему он меня защитил? Вопросы, оставаясь без отве­тов, следовали в моей голове один за другим.

Нервное потрясение сказалось на моем здоровье, и на следу­ющий день я заболел. Меня с высокой температурой поместили в изолятор. Там меня иногда навещал ролька Озерцов. И вот в один прекрасный день он раскрыл мне тайну с пропажей денег.

В тот злополучный вечер Колька вернулся поздно, а я уже крепко спал. Он хотел курить, но спичек у него не оказалось. В моих брюках Колька спичек тоже не нашел. Увидев уголок гим­настерки, торчащий из-под моей подушки, он осторожно потя­нул его. Ну а дальше Озерцов мог уже и не рассказывать. Все ста­ло ясно. Деньги украл он, и именно Колька же лишил меня воз­можности организовать пионерский отряд в детском доме имени Троцкого.

Вскоре я вышел из изолятора, и детдомовская жизнь вошла в свое обычное русло. Мне до боли хотелось учиться, и я серьезно стал думать о том, как попасть в школу. Мне удалось найти ор­ганизацию, которая могла бы мне помочь. Она называлась СПОН — Социально-правовая охрана несовершеннолетних.

Эта контора размещалась в здании, напоминавшем торговые ряды, и занимала территорию нынешней гостиницы «Россия». Директором СПОНа была женщина по фамилии Калинина. В один из дней, приведя в порядок свой уже изрядно потрепан­ный костюм, я направился к ней на прием. Калинина приняла меня приветливо и, узнав, что, собственно, я хочу, обещала по­мочь. Она дала мне направление в школу, которая находилась в Люберцах. К тому же снабдила меня деньгами на поездку в этот подмосковный городок (правда, только в один конец). Я сразу же направился туда, но школы, как таковой, там не оказалось. В бывшем монастыре размещался детский городок со своими сто­лярными, слесарными, сапожными и другими мастерскими. И все. Я уехал обратно в Москву и снова предстал перед Калини­ной. Она направила меня в какой-то другой подмосковный го­родок, но и там история повторилась. Мастерские были, а шко­лы не было. Так продолжалось несколько раз. Деньги, которые давала мне эта добрая женщина, я тратил на другие цели, а ез­дил на поезде «зайцем». Вскоре ее терпению, равно как и ее до­броте, пришел конец.

— Знаешь, Мильтон, (откуда она узнала мою кличку, я так и не понял) вот тебе последнее направление — путевка в Малахов­ский детский городок. Там есть все: и сапожная, и слесарная, и столярная мастерские, и сельскохозяйственная колония. Это огромный городок, в котором живут восемьсот ребят. Есть и от­дельная школа. Учти, если ты опять ко мне попадешь, я тебя не приму, я уже просто не могу тебя видеть. Оставайся тогда в дет­ском доме, где ты сейчас живешь, он будет скоро реорганизо­ван.

Я поехал в Малаховку и сразу же попал на прием к директору детского городка по фамилии Духовой. Это был сравнительно молодой мужчина с окладистой черной бородой. Он сразу же спросил меня о том, какую специальность я хочу получить. В очередной раз я сказал, что о приобретении специальности не думаю: я хочу просто учиться — и только.

— А ты пионер? — вдруг спросил он меня громко.

Я вспомнил, что еще в 1923 году был принят в пионерский от­ряд и с гордостью ответил:

— Я пионер с 1923 года!

Конечно, я покривил душой и не признался, что меня исклю­чили из пионерской организации.

Директор, долго не раздумывая, направил меня в детский дом для пионеров.

— Поезжай туда, правда, не знаю, примут тебя или нет — это дело ребят. Они сами решают, кого принять, а кого — нет. Там спросишь Володю Цимайло или Наташу, это пионервожатые. Они и заведуют детским домом.

Пионерский детский дом располагался по правую сторону железной дороги, напротив сельскохозяйственного техникума и большой школы. Меня встретил Владимир Цимайло. Прочитав направление, он сказал, что вечером соберет собрание, на кото­ром я должен буду все рассказать о себе. И пионеры ребята сами решат мою судьбу.