sendtoreader.com - Интеллигенция в тумане

Частный человек живет свою жизнь и умирает своей смертью. Даже если он заправщик на бензоколонке, он знает, что он такой один. Его центр - в нем, а не вовне, не в референтной группе и не в дворовой стае. Разумеется, в чистом виде такого человека нет: помимо базовой потребности в самоуважении человек испытывает такую же потребность в своей группе, он неискоренимо иерархичное существо. И здесь, и там. Однако, отойдя от абстракций, понимаешь, что перед тобой две большие разницы. Там человек важнее общества, а общество важнее государства. У нас все ровно наоборот: сначала государство (Власть), потом народ или коллектив (гражданского общества у нас нет и в обозримом будущем его появление маловероятно) и только затем человек. Впрочем, его можно и не принимать в расчет, настолько он микроскопичен, а то и просто эфемерен. У них трихотомия, у нас дихотомия.

Мы другие. И наша частная жизнь тоже другая. Наша частная жизнь - наша общее дело. "Мы" здесь - те, кто не имеет прямого отношения к Власти. Человек у нас укрывается от Ока среди себе подобных, теряется в народе, отыщи, гражданин начальник. Игра "в прятки" - наша любимая народная игра. Скромное обаяние нашей частной жизни - в коммунальном, "пригоревшем", но таком родном духе. От Власти можно какое-то время прятаться, хорониться в нетях. Но от соседей не скрыться. Все на виду. Кристально частная жизнь.

Норманнская теория живет и побеждает

Власть сама по себе, мы сами по себе. Так повелось от Рюрика. Я думаю, в свое время мы недооценили норманнскую теорию. Ее суть предельно проста: варяги берут на себя защиту наших рубежей и предоставляют какие-то гарантии внутреннего порядка, которого у нас, как известно, нет. Взамен мы платим им дань (налогов у нас не было никогда - только дань). Они, со своей стороны, позволяют нам в известных пределах жить сообразно нашим "структурам повседневности". При этом они стремятся обобрать нас до нитки, до исподнего, а мы стремимся обмануть их, где только можно

Таков наш сontrat social, "по умолчанию" выполнявшийся при монголах, московских князьях, русских царях. Петербургские императоры до середины XIX в. откровенно пытались его похерить, чтобы всецело овладеть нами: наша частная жизнь пошла трещинами, ударилась в бега, но разбить монолит народной самозамкнутости, лишить традиционный массив молчаливо-упертой, коротаевской автономии Власти было не под силу. Даже большевикам это не удалось, хотя, надо сказать, именно они продвинулись здесь дальше других.

Два мира и зияние между ними. Или мертвая зона формального контакта. А по обе стороны зоны - неформальные связи, на каркасе которых искони стоит наша социальность. Вверху своя неформальность, внизу своя. "Общественное сознание почти целиком вытеснено из предназначенных для него организационных структур формального типа и функционирует в неформальной сфере" Это - из книги Ксении Касьяновой "О русском национальном характере", в которой представлена, возможно, одна из самых целостных и корректных попыток дать анатомию нашей традиции.

Итак, наша частная жизнь начинается за пределами властного, правящего, официозного мира, которому мы не доверяем, от которого веет холодом морозильной камеры, которого мы сторонимся и который всегда претендовал на наши тела, умы и души. Ну и, само собой, на наши деньги, когда они у нас есть. И мы обязаны защищать себя, если не хотим стать зомби. А защищаемся мы по-своему - посредством ухода и побега. В ночь своей души, в наши леса (старообрядцы), на наши окраины (беглые и казаки), на наши кухни. В пьянство, наконец, ставшее не только основным нашим убежищем, но и главным национальным обрядом. Мы - социальные интроверты.

Они сами по себе, мы сами по себе. И в то же время мы нуждаемся в Порядке, который нам может дать только Власть, Порядке, который холопская часть нашей психики воспринимает как отеческий. Как бы то ни было, мы не можем позволить себе роскошь иметь слабую власть. Только Порядок, заданный извне, то есть сверху, инициирует нашу историю до настоящего времени, нравится это нам или нет. Мы получаем то, что заслуживаем. Так нам и надо.

Работая в оптимальном режиме, что иногда случалось, эта система поддерживает реальное, слабоконтактное двоемирие, когда Власть соблюдает условия "договора" 862 г. (см. "Повесть временных лет"), не срываясь в откровенную монструозность. Вот такая, блин, частная жизнь.

Мы, эпилептоиды

"Эпилептоидный тип личности" - так Ксения Касьянова квалифицирует психику нашего человека. Эпилептоид - это циклотимик, который "в периоды своей пониженной активности бывает чрезвычайно неотзывчив на стимулы социального (и всякого прочего) окружения". В "спокойные периоды" эпилептоид упрям, апатичен, подвержен легкой депрессии и его трудно вывести из состояния равновесия. Когда же, не приведи Бог, он из него выходит... Но не будем о печальном. Эпилептоид, безусловно, своеобразен, это акцентуированный тип. У него есть свой внутренний, частный мир, в который он подчас слишком глубоко входит. Это делает его несколько изолированным и некооперабельным, но в целом он поддается культурной обработке и в конце концов становится, по словам Касьяновой, культурным эпилептоидом.