Иными словами, христианство - единственная из мировых религий, оказавшаяся способной к автомодернизации (остальные традиции, например, то же конфуцианство, модернизируются, отталкиваясь от западного, по начальным истокам христианского, опыта; прочие модернизации, таким образом, вторичны, в них присутствует "другой", тот, чье вторжение и давление инициируют модернизацию). Больше того, именно на христианской почве возникает современность par excellence, и уже с этой почвы она, Современность, очень постепенно и очень трудно "растекается" по планете.
Наш вывод, следовательно, таков: Современность потенциально присутствует, "предсуществует" в Библии. В этой Книге спрятана "инновационная пружина", которая в известных обстоятельствах начинает раскручиваться. Как мы знаем, эти, "спусковые", обстоятельства, сложились на западнохристианской почве. В Византии и восточноевропейских христианских странах христианский проект столкнулся с иными, блокирующими его инновационные возможности, обстоятельствами.
И еще одна важная особенность библейского текста: его цельность проблематична, она требует постоянного подтверждения. Библия, строго говоря, состоит из двух отдельных текстов - Ветхого и Нового Заветов. Внутри Библии явственно слышен не только диалог Бога и человека, Бога и народа, но также диалог двух традиций - иудаистской и новозаветной, раннехристианской, диалог, движущийся между согласием и спором, континуитетом и дисконтинуитетом. Это создает сильную интригу, внутреннее напряжение, которые отсутствуют, скажем, в "Дхаммападе", в Коране или в Торе, оставляющих впечатление гораздо большей этнокультурной стабильности и монолитности. В конце концов раннее христианство (а вслед за ним и христианская Библия) достигли синтеза, запечатленного в великолепных по богословской глубине и стилю посланиях апостола Павла. Тем не менее синтез этот не привел к достижению полной однородности христианской традиции. Это подвижный синтез, легко коррелирующий с исторической и культурной динамикой.
Кстати сказать, иудейский, точнее, ветхозаветный "компонент" не растворился в христианстве. Будучи вытесненным в "коллективное бессознательное" христианства в средние века, он "всплыл" оттуда в XVI веке, когда кальвинизм осуществил рецепцию Ветхого Завета и вместе с ним - рецепцию ветхозаветной социальной воли, ветхозаветного стремления к "делам". Своими социальными интенциями христианство во многом обязано своему давнему диалогу с иудаистской традицией, со "своим другим".
Библия, стало быть, Текст текстов, а христианство - Традиция, в которой соположены несколько традиций: к иудаистской и новозаветной следует добавить эллинистическую (позднеантичную). Так вырисовывается еще одна контрарно-симбиотическая, "шестовская" (Лев Шестов) пара - Иерусалим и Афины. Библия, а вслед за ней христианство оказываются пространством общения культур Востока и Запада.
Знаменательно, что Библия и христианство складывались на Ближнем Востоке, который был расположен в пространственном фокусе ойкумены рубежа эр, в месте, где сливались информационные потоки, текшие с античного Запада и со стороны великих восточных культур. Мы видим, что топология (а заодно и типо логия) христианства срединна , что оно "пило" из всех источников. Христианство синтетично по своему существу. Это синтез Запада и Востока, античной рациональности и восточной мистичности, античной социальности и восточной неотмирности. Христианство являет собой своеобразную полноту в том смысле, что оно - не сумма частей, а нечто большее, нечто свое .
В. Соловьев в "Чтениях о Богочеловечестве" хорошо это показывает. Он пишет, что в христианстве сошлись Греция, Иудея и доисламский, классический Восток: в древнегреческой философии Бог был не Существом, а идеальным Всем; на индобуддийском Востоке Бог определялся отрицательно - как нирвана, паратман, шуньята и т.д.; наконец, в иудаизме Бог предстает как Личность, а не как абстрактный принцип, но при этом Он не нуждается в свободно любящем собеседнике, Он требует послушания и говорит с человеком языком Закона. И только в христианстве Бог перестает быть умозрительным представлением и одновременно становится человечным и любящим, взыскующим ответной человеческой любви; Он является "в живой индивидуальности исторического лица". (7) На появление христианства, по мнению Соловьева, была направлена вся история древности. Добавим от себя: христианство телеологично не только в смысле завершения прежнего цикла, но и в смысле начала нового.
Читать дальше